Архив

ПОИСК СЕТИ

Сегодня она — ведущая телепередачи на ОРТ, названной именем собственным — «Сати». До недавнего времени Сати Спивакова занималась только семьей — делами мужа и воспитанием трех дочек. Но недавно выпустила книгу «Не все» — о жизни семьи Спиваковых в двух домах, в Москве и в Париже, о встречах, которые эта жизнь дарила. Сати уверяет, что телепрограмма и книга — только начало пути.

1 октября 2002 04:00
1457
0


Сегодня она — ведущая телепередачи на ОРТ, названной именем собственным — «Сати». До недавнего времени Сати Спивакова занималась только семьей — делами мужа и воспитанием трех дочек. Но недавно выпустила книгу «Не все» — о жизни семьи Спиваковых в двух домах, в Москве и в Париже, о встречах, которые эта жизнь дарила. Сати уверяет, что телепрограмма и книга — только начало пути.



Почему вы взялись за книгу?

Вообще-то раньше написать книгу очень часто предлагали моему мужу. Но он всегда отказывался, может быть, из страха подводить итоги, а может, просто время не пришло. Я же давно знала, что когда-нибудь начну писать. Я всегда с удовольствием читала литературу дневникового, биографического, мемуарного жанра. И часто ругала себя за то, что не могу записать впечатления от какого-то важного сиюминутного ощущения, чтобы этот момент остался со мной навсегда. Иногда мне это удавалось. Но я никогда не вела постоянный дневник. Сейчас думаю, что, наверное, к лучшему. Важное и так остается в памяти, а если что-то забывается, значит, так и должно быть. Но однажды я решила упорядочить свои записи, а потом показать их одной из журналисток, которая предлагала писать мужу. И мы начали с ней работать, стали вместе набирать объем на книгу. А потом появилось издательство «Вагриус» — и я стала относиться к этой работе еще серьезнее. Я вошла во вкус, мне понравилось садиться за стол и писать.



И какое у вас возникло чувство, когда вы держали в руках экземпляр своей книги?

Этот вопрос я задавала в своей передаче Татьяне Толстой. Я спросила ее, помнит ли она свои ощущения, когда вышла ее первая книга. И она очень смешно ответила: «Я слышала, что многие писатели кричат всем вокруг „это моя книга!“, каждые пять минут нюхая типографскую краску. Но у женщины подобное чувство возникает, когда рождается ребенок. А у мужчин, видимо, происходит сублимация». И я тоже не могу сказать, что в тот момент, когда я взяла в руки свою книгу, у меня возникло какое-то специальное ощущение. Когда я ее закончила — было чувство опустошения и сожаления. Мне казалось, что все надо было сделать по-другому. Но у меня вообще всегда так: меня больше занимает процесс, нежели результат. Потом становится скучно. Единственное, что мне было действительно приятно сделать с книгой, — это отвезти ее маме, которой книга посвящена.



И что сказала мама?

Книга не была для нее неожиданностью. Пока я правила какие-то главы, мама выхватывала у меня их, читала и высказывала дельные комментарии. С чем-то я соглашалась, с чем-то нет. Моя мама — очень строгий критик, ей далеко не всегда нравится то, что я делаю. Но книгой она довольна. А Владимир Теодорович, кстати, ее еще целиком не читал, хотя очень сильно всем расхваливает. Мне, безусловно, важно, понравится ли она читателям. Иногда, пробегая глазами напечатанные в газете главы, я вздрагивала от собственной дерзости. Я не зря назвала книгу «Не все». Не могу назвать себя молчаливым человеком. Я много говорю; но чем больше говоришь, тем больше можешь скрыть. А в книге есть откровения.



Как вы решились на откровенность?

Я поняла, что-либо надо писать так, либо вообще этого не делать. Искренность необходима. Нужно частичку себя куда-то вложить, частичку себя показать всем. Другое дело, что есть откровения, которые никому не интересны, а есть те, которые интересны многим. Я по большей части пишу не о себе, а о людях, с которыми общалась. Моя книга написана от первого лица и подписана моим именем, но я отдаю себе отчет в том, что если бы моя жизнь сложилась по-другому и я не общалась бы с таким количеством замечательных личностей, то сама по себе моя биография вряд ли бы кого-то заинтересовала. А так я могу сказать что-то новое об известных людях.



Книга не последняя?

Думаю, что нет. Когда появится следующая, пока еще не знаю. Еще непонятно, как раскупят и прочтут эту. Но одно знаю точно: следующая книга будет не мемуарного жанра.



В вашей книге много говорится о вашей связи с родным городом — Ереваном. Сохранилась ли она сейчас?

Да, у меня в Ереване много родственников, друзей. В книге была целая глава, им посвященная, но я ее выкинула: потому что это получилось чтение для семейного праздника. А для читателей я прежде всего жена Спивакова. Читателям интересно, как мы общались с королевой Испании, с Евгением Кисиным, с Майей Плисецкой. Разумеется, с Ереваном, городом, где похоронены мой отец, мои бабушка и дед, я буду связана всегда. Хотя не могу сказать, что, приезжая в Ереван, чувствую, что здесь мой дом.



Где у вас есть такое чувство?

У меня в последнее время есть очень странное ощущение, я от этого даже мучаюсь. Знаете, как в мобильных телефонах есть «поиск сети», когда приезжаешь в другую страну и включаешь роуминг. В телефонах это происходит за одну минуту, а когда я приезжаю из Москвы в Париж, у меня на «поиск сети» уходит пара дней. Я не понимаю, где нахожусь, что происходит. Что главное, а что нет. В Париже — дети, школа, контракты мужа. А в Москве сейчас сосредоточен профессиональный интерес, друзья, оркестр, квартира. В Москве я дома. В Париже я тоже через несколько дней начинаю чувствовать себя в своей среде. Но, наверное, в Москве мне все-таки уютнее.



Ваши дочки — парижанки?

Абсолютные. Но это тоже не их вина. У них здесь мало знакомых-ровесников. Когда они приезжают в Москву на каникулы, они общаются с моими друзьями. Конечно, в Москве я стараюсь водить их на концерты, в театры, в музеи. Но у моих дочерей большая разница в возрасте: и когда младшую дочь я веду на елку или в цирк, старшая идет с двоюродным братом на дискотеки.



Как часто у вас получается приезжать к ним в Париж?

Не могу подсчитать. Вот сейчас я провела в Москве неделю, потом — во Франции два месяца. И так весь год: две-три недели в Москве, потом десять дней в Париже — и обратно… Мы действительно живем на два дома. И это самое тяжелое.



То есть «искать сеть» вам приходится часто?

Последний год очень часто. У меня передача на ОРТ, у Владимира Теодоровича здесь два оркестра: Российский национальный оркестр и «Виртуозы Москвы». Здесь, в Москве, все налажено, но надо видеть дочерей, поэтому мы постоянно ездим к ним в Париж. Перелет на самолете стал обыденностью. Чемоданная жизнь — вынужденной необходимостью. Я даже в одном отеле выпросила складную конструкцию, на которую ставишь чемодан и он раскладывается, а вещи закрепляются ремешками. В первый раз я ее увидела у Ростроповича — он ее тоже в отеле купил. Потом приобрела пособие «Как собирать чемодан». Такое вот постоянное чемоданное несчастье. У нас никак не получается сделать так, чтобы и здесь, и в Париже в шкафах висели нужные вещи, и я бесконечно что-то вожу туда-обратно.



Любой ваш дом — в Москве ли, в Париже ли — в первую очередь обустраивается исходя из необходимостей Владимира Теодоровича?

Ну конечно. Во-первых, мы всегда должны знать, куда поставить рояль. Главное в любой нашей квартире — место, где Спиваков будет работать. Он, естественно, всегда находится в самой большой и удобной комнате. Причем даже если у него будет отдельный кабинет, он всегда будет проводить время в гостиной. Владимир Теодорович любит находиться в центре пространства. Всегда надо предусмотреть какой-то угол, где будет стоять закрытый шкаф для нот. Ноты — это не книги, они часто бывают растрепаны, их нельзя сложить по корешкам, и в открытом пространстве их хранить невозможно. Обязательно благоустроенная кухня: потому, что по российской привычке, какой бы величины ни была квартира, все сидят на кухне. Мои парижские друзья обожают мою кухню, для них это экзотика: там всегда кухни очень маленькие и есть столовая. А я специально в парижской квартире убрала несколько стен, чтобы кухня и столовая стали одним пространством. Так что большая кухня — это вторая жизненная необходимость. Я всегда думаю о том, чтобы всем в квартире было удобно.



Какие места в Москве вам близки?

Центром всей моей московской жизни всегда была и остается консерватория. Пока здесь, слава богу, есть Володины концерты, Большой зал консерватории — это дом родной. Я очень люблю перед концертом встать у окна рядом с артистической комнатой на третьем этаже и смотреть, как собирается народ. Сейчас мы живем между Большой Никитской и Патриаршими прудами. Патриаршие — романтическая любовь юности, «Мастер и Маргарита» Булгакова. И у меня особая нежность к Юго-Западу, потому что там начиналась наша со Спиваковым семейная жизнь. В Москве вообще масса любимых мест, а сейчас еще и жизнь стала интересной: выставки, концерты, театры. Никуда не успеваешь. А когда была презентация книги, я вдруг совершенно по-новому увидела Красную площадь. Мы к ней привыкли и даже не обращаем внимания, а из кафе Bosco она выглядит совершенно подругому. Такое ощущение, что ты где-то в Италии, а Кремль ведь и строился итальянцами.



Московская квартира — любимая?

Она появилась в начале 1997 года и уже немного надоела. В ней стало тесно. У меня три дочки, и моя племянница фактически тоже живет с нами. Когда они ко мне приезжают на каникулы, то вчетвером стоят в очереди в ванную. Потом, мы все еле-еле помещаемся на кухне — и уже не получается никого пригласить, а мы любим гостей. Надо периодически менять место. Наверное, у каждого человека должна быть квартира, в которую войдешь и поймешь — это твой дом навсегда. Но у меня такого никогда не было.



У вас гостеприимный дом?

Очень. У меня много друзей, и я очень люблю их принимать. Поэтому и квартира становится уже мала. Узка в бедрах.



Может быть, вам нужна не квартира, а настоящий дом?

Ох, не знаю. Я восхищаюсь людьми, у которых есть дом за городом, и все больше понимаю, что необходимо жить на свежем воздухе. Но мы совсем не дачные, не деревенские люди. Если я попадаю на какую-нибудь дачу, меня уже через несколько часов тянет вернуться в городской шум, к машинам. На природе на меня накатывает какая-то печаль, другого слова подобрать не могу. Очень плохо себя ощущаю в тишине. Ни материальных, ни социальных предпосылок к тому, чтобы завести дачу, у нас нет. Так что это даже не мифические планы, а маниловщина: хорошо было бы построить какой-нибудь дом где-нибудь, чтобы приезжать и дышать свежим воздухом. Потом понимаешь, что на это нет ни времени, ни сил, ни денег.



Есть ли в вашей квартире предметы, связанные с людьми, о которых вы пишете в книге?

У меня практически нет вещей, к которым я была бы привязана, кроме, может быть, нескольких мелких предметов. Привязанность к вещам кажется мне довольно опасной. Но при этом в какую бы квартиру мы ни переезжали, первое, что я продумываю, — куда поставить мебель, которую в свое время Володе подарил его отец. Маленький диванчик, горка, два кресла, два стула и пара столиков конца XIX — начала XX века, сделанные в России. Старинный кабинет или гостиная, я даже не знаю, как назвать. Я ее уже дважды переобивала, Володя себя вне этой мебели не представляет. Кроме того, мы очень любим собирать картины. И когда появляются новые, они часто становятся любимыми. А некоторые не становятся, и хотя висят на стенах, радости не добавляют. Как говорит моя хорошая подруга Альбина Назимова, вещи должны жениться друг с другом. Любишь две вещи, ставишь их рядом и перестаешь замечать. Или наоборот, они оказываются созданными друг для друга. Из вещей можно создавать атмосферу — этому меня в свое время учила моя приятельница Валентина Голод, которой посвящена целая глава в книге.



То есть все-таки вещи для вас важны?

Для меня важна атмосфера, но я не умею привязываться к конкретным предметам. Наверное, привычки меняются с возрастом. Как ни странно, когда я была моложе, мне нравилось все старинное: возможно, не хватало своей энергетики, нужна была энергетика старинных вещей. А сейчас хочется чего-то современного. Чтобы было легко. Чтобы было меньше предметов вокруг — они меня стали утомлять. У меня была масса всяких шкатулочек, коробочек, а сейчас мне хочется, чтобы было пусто. При этом в минималистических интерьерах я тоже чувствую себя плохо. Знаете, когда на холодном стеклянном столе стоит пепельница из оникса и больше ничего нет — в этой обстановке надо уметь жить! А человек, который всегда таскает с собой кучу нот и книг, он так жить не может. Поэтому вечно ищешь нечто среднее.



Но какие-то любимые предметы у вас есть?

Когда родилась старшая дочь, Катя, мне в роддом принесли смешную плюшевую мышку. Эта мышка до сих пор со мной везде ездит. Она живет рядом со мной и в Париже, и в Москве. Такая сентиментальная вещь, в ее энергетику я очень верю.



Вы сентиментальный человек?

Да, и часто на этом попадаюсь.



Вы сказали, что для вас важна атмосфера, но каждый человек создает свою. Какова ваша атмосфера?

Я даже не знаю. Понимаете, атмосфера — это как душа. Ее невозможно потрогать, описать, невозможно втолкнуть в какое-то измерение. Я вхожу в чей-то дом и очень четко чувствую его атмосферу. Но я не понимаю, исходит ли это ощущение от людей, или от вещей, или еще от чего-то. Мне все-таки кажется, что прежде всего атмосфера зависит от человека. Бывает, что в доме очень красивая мебель, подвязочки на шторах идеально подобраны к подушкам на диванах, а атмосферы никакой, безличная гостиница. Атмосфера для меня — это прежде всего ощущение счастья. Одно из моих любимых произведений — «Легкое дыхание» Ивана Бунина. Так вот атмосфера для меня — это когда легко дышится. Так может быть в доме, в городе, в кафе — где угодно. А если я чувствую, что окружающая обстановка начинает меня подавлять, я просто сбегаю.



Последние несколько лет вы живете более активной жизнью, чем раньше.

Да, так получилось. Как в кастрюле, закрытой крышкой: вода сначала чуть-чуть закипает, потом начинает бурлить, а потом выливается через край. Пора уже было чем-то заняться к сорока годам. Я понимаю, что если есть дети и муж, то ими можно занять всю жизнь. Много лет мне этого было достаточно, тем более что рядом со мной такой человек, с которым жизнь постоянно дает очень яркие и острые ощущения. Без тривиального быта, кухни и котлет. Но наступил момент, когда мне захотелось попробовать что-то сделать самой. Год я делала программу на «Культуре», потом появилась передача «Сати» на ОРТ. Я считаю, что жизнь всегда готовит для тебя то, чего ты не можешь от нее ожидать. Только не надо торопить события. Если суждено, все само приходит.



Но вы энергичный человек и вряд ли просто сидите и ждете знаков судьбы.

Во всяком случае, я не провоцирую события. Просто для меня главное знать, что я чем-то занята, что мне есть что делать. Я не умею не делать ничего. В тот момент, когда я поняла, что могу сделать что-то еще, кроме своих семейных и родительских дел, я начала делать передачи. Когда я почувствую, что мои передачи не нужны или они мне больше не интересны, буду делать другое. Пока не знаю что, но обязательно что-нибудь придумаю.