Есть такая, как бы сказать, терминология. Выражаясь словами героя известной комедии: ты чьих будешь? В криминальном мире есть, допустим, солнцевские. В политическом — питерские.

А в телевизионном — парфеновские. Алексей Пивоваров как раз из этих. И так же, как все парфеновские, страшно гордится фактом своей работы в команде опального шефа «Намедни». В июне Алексей отметил круглую дату — 30-летие, а чуть позже — ну почти к юбилею — получил ТЭФИ. Так что есть повод поговорить.

— Алексей, с победой вас первым поздравил Парфенов?

— Нет, Асет Вацуева. Я в это время был в командировке в Монако и как раз выходил из моря, когда позвонила Ася и сообщила, что я выиграл. Это было, конечно, приятно, с одной стороны, но с другой — не очень, потому что выиграл у коллеги со своего же канала, у Вадима Такменева. Вообще изначально было неправильно, что канал выдвинул двух репортеров на соискание ТЭФИ. Это явилось следствием взглядов на жизнь прошлого руководства.

— Сами бы свой сюжет как оценили?

— Считаю, что это не самый лучший мой сюжет. За последние полгода я делал много того, что мне лично нравилось гораздо больше. Видимо, награждают действительно по совокупности заслуг. Но то, что пришлось конкурировать с Вадиком, конечно, смазало удовольствие от победы. Намного ведь приятнее победить, как, например, Андрей Лошак в прошлом году, безусловно.

— С Парфеновым вы все-таки созвонились позже?

— Естественно, он тоже меня поздравил. Леонид — мой учитель, человек, который мне очень многое дал в этой жизни.

— Каким образом вы однажды попали в его команду?

— Пошел брать у него интервью, когда он только создал проект «Неполитические новости», мы долго беседовали, и он позвал меня работать к себе. Я согласился. И, хотя я окончил вечернее отделение факультета журналистики МГУ, именно у Парфенова на практике проходил свои университеты. «Намедни» — это как курсы повышения квалификации, за которые по-хорошему еще я должен был платить деньги, а не мне должны были выдавать зарплату. Там был безусловно талантливый коллектив, все вокруг меня писали совершенно гениальные тексты, и все три первых года работы я прожил с ощущением, что надо тянуться, поднимать планку.

— В детстве вы тоже были таким серьезным мальчиком-отличником?

— С чего вы взяли? В школе я учился достаточно скверно. Рациональность не была моей сильной стороной, и сейчас я хотел бы быть более системным человеком.

— А к каким вещам вы никак не можете себя приучить?

— Не могу заставить себя делать то, что требует постоянства и регулярности. Допустим, не могу никак себя заставить пойти учить итальянский язык, хотя очень люблю Италию, или на тренировки в спортзал два раза в неделю. В спортзал обычно хожу раза два в полгода, а когда собираюсь пойти в третий, карточка уже заканчивается.

— Вот интересно, после эфира вы обычно продолжаете находиться в тонусе или наоборот?

— Нет, у меня начинается отходняк. Довольно вялое состояние, хочется лежать на диване и смотреть в потолок.

— И что при этом читать?

— Довлатова, Набокова, эссе Бродского, где очень внятно отражены как будто бы мои мысли. На днях прочитал книжку мало кому известного тут англичанина по фамилии Бивур, которую купил в Лондоне, про племянницу Ольги Книппер-Чеховой, любимую актрису фюрера, а также воспоминания генерала Гудериана, который наступал на Москву в 1941-м. Так что у меня как-то нет особых пристрастий — что попадется под руку и покажется занятным, то и читаю.

— А что наилучшим образом восстанавливает ваши силы вне работы?

— У меня такая работа, что и внутри ее есть масса возможностей расслабиться. Те же командировки, какие-то интересные встречи… Безусловно, бывает, что ты уже перегибаешь палку и урабатываешься до того, что перестаешь получать радость от творческого процесса, в таком случае я просто куда-то уезжаю на несколько дней. С целью сменить обстановку, окружение, ощущения… По возможности уезжаю в Европу, чаще в Италию. Но, к сожалению, не могу каждые выходные посещать Старый Свет, поэтому с удовольствием откликаюсь на предложения поехать куда-нибудь и поближе. Так, недавно был в Перми, куда меня позвали коллеги с местного телевидения.

— Известность как-то испортила ваш характер?

— Надеюсь, нет. И нет у меня особой популярности, как у ведущих каких-нибудь развлекательных шоу, — интервью я даю мало, и на улицах, к счастью, меня узнают редко. И какая-то известность у меня есть только лишь внутри узкого профессионального круга, что, разумеется, помогает — люди представляют уже, с кем они будут иметь дело. А народная популярность, я думаю, в информационной журналистике даже мешает, потому что, когда ты приезжаешь куда-нибудь в глубинку снимать сюжет и становишься главным объектом внимания для всех, это мешает ощутимо.

— Друзья у вас из каких сфер деятельности?

— Так как работа меня затягивает и поглощает практически целиком, словно болото, то сегодня уже можно сказать, что все мои приятели и знакомые исключительно из этого круга. Хотя есть пара старых друзей других специальностей.

— А зачем вы позволяете себе с головой окунаться в профессию, собственно, не оставляя времени для самой жизни?

— А это и есть моя жизнь. Тут все просто: либо ты занимаешься этим серьезно и глубоко, либо никак.

— На свободной неделе вы тоже не отдыхаете, а снимаете сюжеты в качестве корреспондента?

— Да, и это очень дополняет мою работу ведущего. На Западе есть такое понятие «лицо канала», и к этой вершине хочется стремиться. Например, есть у меня любимый ведущий на CNN — Ричард Квест, так я даже не представляю, когда он спит. По утрам он ведет свое новостное шоу, некий сквозной эфир, вдобавок регулярно выезжает на какие-то важнейшие события, то есть присутствует лично на месте. Вот хочется и в наших условиях создать подобную технологию, такой симбиоз репортера и ведущего.

— Слышала, что вы как раз стремитесь стажироваться на CNN…

— Верно. Правда, руководство предлагает мне выбрать какой-то другой канал, потому как существует устоявшееся мнение, что CNN — всего лишь телеграфное агентство с картинками. Но это вопрос спорный.

— Вы довольны своим материальным положением?

— Мне грех жаловаться. Хотя, конечно, всегда может быть лучше.

— Собственная жилплощадь имеется?

— Да. Но я не мечтаю еще о загородном доме. Меня бы вполне удовлетворила та сумма в дензнаках, которая позволяла бы беспрепятственно путешествовать: захотелось увидеть Италию — сразу купил билет и улетел без проблем.

— Подозреваю, что копить вы не умеете…

— Так и есть, я не скупой, легко трачусь как на себя, так и вообще на хороших людей. И деньги порой сохраняются только потому, что много работаешь и нет времени их с толком, целенаправленно потратить. К слову, я и по магазинам хожу не от случая к случаю, а выбираюсь куда-нибудь раз в сезон и скупаю все необходимое.

— Шопинг происходит в основном за границей?

— Не люблю летать с баулами в самолете, поэтому одежду приобретаю в Москве. Здесь есть все то же самое.

— Насколько я знаю, вы не женаты…

— Да, но я бы не хотел обсуждать тему личной жизни.

— Скажите по крайней мере, какие женщины вам нравятся?

— Умные. Но неумные иногда тоже нравятся…

— С хозяйством справляетесь сами?

— Только готовить не умею. Ну шуруп могу завинтить, гвоздь вбить…

— Кто ваши родители по образованию?

— Они вместе учились в МГТУ им. Баумана, а потом долгие годы там же преподавали и ныне преподают, а мама еще работает в одной из сотовых компаний, где сделала неплохую карьеру, то есть прошла путь от простого советского преподавателя до продвинутого менеджера, выше среднего звена, и я ею очень горжусь.

— Вы явно один ребенок в семье…

— Да. Но я пошел сразу не по родительским стопам. К журналистике меня потянуло довольно рано: будучи маленьким, я уже издавал семейную газету с кухонными репортажами, потом школьную газету. В седьмом классе пошел в кружок журналиста на Ленинских горах, кстати, именно там я впервые понял, что этой профессии нельзя научить: в течение нескольких часов мы все просто сидели и трепались неизвестно о чем, обсуждали последние новости, погоду, даже, не побоюсь этого слова, женщин. Позже оказалось, что все в точности то же самое делают и на журфаке. Учась в старших классах, я устроился работать внештатным корреспондентом на радио, в «Пионерскую зорьку», впоследствии на «Максимум». Так что скучная история.

— На радио трудились бесплатно?

— Нет, нам платили вполне реальные гонорары по тем временам. Помню, приходило по почте извещение о том, что надо получить 50 рублей. Поэтому уже где-то с девятого класса я почувствовал себя самостоятельным, стал содержать себя сам и больше уже не просил денег у родителей.

— Вы счастливый человек — так рано выявили свои способности…

— В некотором смысле у меня японская карьера: то есть все развивалось в моей судьбе постепенно, не рывками, я переходил с одной ступени на другую. Ее плюс в том, что в самом худшем случае ты можешь упасть лишь на предыдущую ступеньку, а не свалиться кубарем вниз, как это порой бывает у тех, кто взлетает на самую вершину одномоментно. Но существует и минус: когда человек перепробовал множество занятий и специальностей, у него, соответственно, и опыт обширнее, а для журналиста как раз важна захватанность из разных сфер жизни. А мне зачастую приходится пользоваться чужим опытом, что, конечно, не заменяет непосредственного присутствия в той же армии, например.

— Вы какой-то слишком честный получаетесь. Скажите, что это обманчивое впечатление.

— Не знаю. Я думаю, мы все время от времени кривим душой. Но самое для меня неприятное испытание — когда сталкиваются, с одной стороны, твое воспитание и этические каноны, а с другой — требования профессии, неизбежные законы жанра, порой не обходящиеся без определенной доли наглости. Эти моменты самые трудные, откровенно говоря, даже стараюсь их по возможности избегать.