Он явно тяготеет к основательным формам, к старине, к традициям. В его гримерной стоит банкетка, которая еще помнит уставших после спектакля актеров-легенд: Бабочкина, Ильинского, Жарова. В его поведении нет ни грамма нервозности. Он вообще — воплощение стабильности: больше 30 лет живет с одной женщиной, снялся в более чем 50 кинофильмах, почти 40 лет предан Малому театру. 12 декабря всенародный Ватсон справит еще один юбилей — ровно 60 лет жизни. А накануне такого важного события грех не пофилософствовать.«Актер — не дворняжка»— Виталий Мефодьевич, обычно в канун дня рождения у многих настроение не очень веселое…

 — У меня настроение замечательное. Я вообще люблю всякие праздники устраивать, банкеты после спектакля… И к моему юбилею уже идет полным ходом подготовка в театре. Даже собрана специальная команда под это дело. Готов сценарий: кто чего выносит, что наливают и так далее. Но подробности рассказывать не хочу, иначе прочитают, и будет неинтересно, пускай сохранится тайна.

— Вам всегда удавалось реализовать намеченное именно в те сроки, в которые вы планировали?

 — Ну да. Я всегда старался придерживаться графика, чтобы вышло не как получится, а как задумано.

— И выходило жить по расписанию?

 — А как же? Иначе ведь не организуешь свою жизнь. Я интенсивно работал и работаю. У меня всегда, как и у других актеров, было много съемок, концертов, спектаклей в театре. Еще всякие ненужности здесь делал.

— А почему же ненужности не отсеивали?

 — Отсеивал. Вот партия не нужна была, я ее отбросил вкупе с профсоюзами.

— На вас это негативно отражалось?

 — Конечно. Одним из последних звания получал. Предупреждали, что за границу не выпустят, думали, напугают. Последняя атака, которую они предприняли, — подослали ко мне Елену Николаевну Гоголеву. А у нас с ней были очень хорошие отношения. Она подошла ко мне и говорит: «Виталий, мне бюро поручило поговорить с вами как с ведущим артистом о вступлении в партию». И, когда я ей ответил, что не хочу туда влезать, мудрая Елена Николаевна сказала: «Хорошо, я им сообщу, что вы еще не готовы».

— То есть всякие награды и лавровые венки не тешат ваше самолюбие?

 — Нам всем давно пора отказаться от всевозможных почетных званий и регалий.

— Разве неприятно, когда твой труд по достоинству оценивается?

 — Кому это необходимо? Спросите у американских артистов, нужны ли им звания? Ответ получите отрицательный. Важны миллионные гонорары, это и является объективной оценкой.

— Многие актеры считают, что посещение различных фестивалей, кинотусовок — это тоже часть работы. Почему вас практически нигде не видно?

 — Когда я сделал собственную картину «Охота» и пытался продвинуть ее на широкий экран, я ездил на все эти «Киношоки» и «Кинотавры» и понял, что, во-первых, в нашей стране в принципе невозможно вернуть деньги, потраченные на фильм. А во-вторых, уже вся территория захвачена и поделена. Чтобы дело сдвинулось с мертвой точки, следует вступать в какую-то шайку. А я не хочу — не мое это.

— Сейчас стало модно из актеров уходить в режиссеры. Только не у всех получается с успехом работать на новом поприще.

 — Ну и не у всех актеров получается быть хорошими актерами.

— Согласна. Но когда они еще и в режиссуру ударяются…

 — По-вашему получается, что архитектору там или драматургу режиссером стать можно, а актеру — нет. Он что, дворняжка какая, которая бегала по улицам, а теперь вдруг взялась за постановку?

— Вы уверенно себя чувствуете в этой профессии?

 — Да.

— В работе вам важно качество материала или деньги?

 — Разумеется, первое. Зачем на старости лет позориться?!«Я до сих пор чувствую вину…»— Какими новыми работами отметили юбилей?

 — Недавно снимался в телевизионном сериале «Остановка по требованию». С Трушкиным и с очень хорошей командой сделали спектакль по пьесе Горина «Шалопай». По-моему, получилось неплохо. Причем так, как не каждый стационарный театр может себе позволить. В родном Малом театре идет мой «Иванов».

— Да, я его смотрела. Достаточно пессимистическая вещь, гнетущая атмосфера, грустный финал, герой стреляется…

 — Так это же трагедия! У главного героя умирает жена, разрушено хозяйство, огромные долги.

— Но вы же, когда готовите постановку, настроение через себя пропускаете?

 — Это уже другой вопрос. В себе можно найти все что угодно. Ведь человечеству еще о себе многое неизвестно. Наше подсознание бездонно. В каждом живут целые поколения, времена. Надо лишь знать способы и умело вытаскивать эти знания наружу. Я сейчас преподаю во ВГИКе и до своих студентов тоже пытаюсь донести, чтобы они, занимаясь ремеслом, старались вскрыть в себе дремлющие потенциалы. У высококлассных артистов, владеющих технологией, этот процесс происходит прямо на глазах у зрителей — они так свободно импровизируют, как будто им кто-то что-то диктует сверху.

— А в жизни у вас происходили события, как будто предписанные свыше?

 — Не знаю. Правда, иногда возникают какие-то ощущения… Вот недавно у одного моего друга случилось несчастье — умерла жена, долго болела. И я, когда в тот день ехал на репетицию, чувствовал, что это произойдет сегодня, но не мог об этом никому сказать. А бывает и по-другому… У меня мама тоже долго болела, лежала в больнице, угасала. Я помню, в субботу зашел к ней проведать, а в воскресенье поехал на дачу. Обо всем узнал только вернувшись… А там никакого предчувствия не было, сердце не екнуло… Я думаю, она хотела, чтобы я был рядом, держал за руку… До сих пор живу не то чтоб с ощущением вины, не знаю… В последние дни она была очень растеряна, лежала на кровати, маленькая такая стала… Ничего не слышала, но приспосабливалась, догадывалась по губам, о чем говорят. Глаза были распахнутые, добрые, наивные. Философствовать ей было несвойственно, но однажды она сказала: «Вот я лежу и думаю: а зачем я жила-то?!» Вот как в «Иванове»: он один задается вопросами — кто я? зачем живу? чего хочу? Ставит себе нечеловеческие задачи и поэтому не совпадает с остальными.

— По-моему, каждый задает себе когда-нибудь подобные вопросы.

 — В последний момент все. Немногие раньше.

— А вы?

 — Я часто думаю о смерти. Это правильно. Помогает увидеть истинное.«Я плакал, когда смотрел Ильинского»— Чего, по-вашему, не хватает нашему новому кино?

 — Всего того, что было в старых лентах, которые сейчас с удовольствием смотрят и стар и млад. Кино же должно развлекать. Театр — другое дело. Здесь я познавал, что называется, основу мастерства. Ильинский играл неповторимо. Я смотрел на него из-за кулис и плакал. А какие необыкновенные репетиции были у Бабочкина! Я считаю его своим учителем и сегодня пользуюсь многими его наработками, когда ставлю спектакль как режиссер.

— Вы приверженец классики?

 — Нельзя так сказать. Просто классика намного глубже и сложнее. И это направление Малого театра. Хотя и технически, и актерски здесь возможно все. Если меня, например, попросили, я бы смог тут поставить и авангардную вещь.

— Я знаю, вы не любите об этом говорить, но у вас же существовал конфликт с братом, Юрием Соломиным, художественным руководителем Малого театра. В чем была его суть, и исчерпан ли он?

 — О родственниках, о женщинах, о любимых я не распространяюсь. Вообще, ни о чем личном не рассказываю. Для таких бесед для начала нужно подружиться, а уж потом, может быть…

— А если я попрошу охарактеризовать себя, каким были и каким стали?

 — Был импульсивным, поддающимся настроению, очень нетерпимым, агрессивным, считал плохими тех, кто был не похож на меня. В детстве сразу многим хотел заниматься: несколькими видами спорта плюс еще играл в драмкружке и, мечтая о карьере певца, собирал различные ансамбли. Время было забито, но и творить всевозможные безобразия успевал, например, таскал огромные сочные огурцы со школьного огорода. По-разному хулиганил… Например, у нас в Щепкинском училище был талантливый курс, но жутко безалаберный, и нас постоянно пытались в этом уличить, ткнув носом. Однажды завуч пошла на крайние меры: закрыв аудиторию, где царил полный бардак и хаос, вызвала Анненкова, чтобы он на все это полюбовался. Я тогда, спасая положение, по водосточной трубе, через окно проник в это самое помещение, все там убрал, вычистил, так же вернулся обратно. И когда гордой комиссии во главе с Анненковым открыли дверь, их взору предстала идеальная чистота.

— Виталий Мефодьевич, в жизни любого актера неминуемо случаются годы простоя. Многие зачастую в это время предаются панике. А как вы на это реагировали и чем себя занимали?

 — Это мучительно. Когда не везет и кругом тебя пустота, все срывается, думаешь, что этот период никогда не кончится. Но, когда подобное повторяется вновь и во второй раз, и в третий… понимаешь, что так будет всегда. Нужно просто заняться чем-то другим, переждать момент и верить обязательно в приход светлой полосы. Поэтому даже не очень приятно ездить в отпуск. Отдыхаешь где-нибудь, а уже день на десятый начинаешь волноваться: вдруг про тебя все забудут, вернешься к разбитому корыту…

— То есть расслабляться на море не получается?

 — Ну день-два, не больше. А потом я и не могу сидеть на пляже: во-первых, я рыжий, а во-вторых, мне неинтересно. И просто ходить, гулять не умею. Плохо, когда мозг не занят. Да и читать, когда много свободного времени, почему-то не тянет. Наоборот, когда загруженность полная, читаю несколько книжек параллельно. Обидно, когда случаются вынужденные простои. В нашей действительности они, к сожалению, не редкость. В этом году меня один человек сильно подвел, с которым мы уже подписали контракт о съемках в Минске. Весь август освободил от других работ, сижу, жду, а он пропадает — ни слуху ни духу. Я в растерянности. Успокаивался на даче. У нас там небольшое озерцо. Я брал стульчик, садился у воды, читал, рисовал, наблюдал за уткой и утятами…«Я злопамятный, но не конфликтный»— Анализируя прошлое, какие годы были самыми кризисными?

 — Подростковые, период 13—14 лет. Потом уже все достаточно гладко идет. А как раз в это время человек проживает все, что с ним будет потом во взрослой жизни. Он влюбляется, всегда трагично, так как ничем это обычно не заканчивается. Страшно переживает расставание. И это же все по-настоящему происходит. Кошмарная конкуренция между мальчишками в эти годы. Нужно драться по-серьезному, в кровь. И у меня это все было. Причем проблема затрагивает не только шпану из неблагополучных семей, но и вообще всех. Не всегда в этой борьбе характер закаляется, часто уродуется. Все зависит от окружающей среды. Родители порой не замечают, какие у ребят войны идут, нешуточные страсти бушуют. До мурашек трагично. А какой кошмар, когда девочка уже созрела, а у нее еще никого нет. Ее никто не любит. И дальше — годы ожидания… Это же катастрофа. Подростки — как рыбы в океане взрослых людей.

— Раз уж вы затронули драки, по-моему, они были для вас уж слишком вынужденной мерой. Вы производите впечатление не задиристого, а мирного человека.

 — Да. Ударить, как выяснилось, для меня сложно. Я не конфликтный. Дрался в школе, но затем, когда стал ходить в секцию бокса, внутри появилась такая спокойная уверенность, которая, видимо, чувствовалась, и никто не подходил. Это то же самое, когда, знаете, оружие лежит в нагрудном кармане, и, хоть ты его не демонстрируешь, никто не лезет.

— А как поступаете со своими недоброжелателями — игнорируете?

 — Я злопамятный. Существуют некоторые вещи, которые никогда не прощаю. Есть несколько человек, с которыми больше не разговариваю. Для меня их попросту нет, прохожу мимо, как сквозь стену.«Мои стихи хранит теща»— Давайте поговорим о семье. Я вот знаю, что вы своей жене не в период ухаживания, а совсем недавно посвятили поэму.

 — Да. У нее был день рождения, круглая дата. И, я помню, накануне вышел из театра весь в думах: где это торжественное событие праздновать? Причем там, где я хотел праздновать, — не было столько денег. Но все равно ведь нужно стремиться к оригинальности, чтобы всем понравилось. И я все-таки потом нашел такой ресторан с зимним садом. Но в тот день я, погруженный в размышления, зашел в ближайшее кафе. Сижу, жую, и неожиданно запрыгали какие-то рифмы в голове. А я стихов сроду не сочинял. Но тогда все записал, и таким образом нарисовалась поэма. Думаю, первый и последний раз в жизни.

— Прочитайте несколько строчек.

 — Да вы что! Не помню. Я ее и так еле родил!

— Жена наверняка ее бережно хранит.

 — Ну, жена-то нет. Теща скорее всего. Она все собирает.«Я впал в детство»— У вас две дочери: старшей, Насте, — 28, и младшей, Лизе, — 17. Чем они занимаются?

 — Младшая поступила в этом году в МГУ на новый, только что открывшийся факультет искусств. Может быть, она будет дизайнером или журналистом, освещающим вопросы моды. По крайней мере, мама, которая закончила текстильный институт по специальности художник-модельер и работала в журнале мод, сможет ей в этом помочь. Главное, ей нравится учиться. А старшая, родив второго ребенка, ушла из ансамбля Моисеева, где танцевала. Так что теперь сидит дома с детьми. А я уже дважды дедушка. Внуку Кириллу 5,5 лет, Федору — четвертый месяц.

— Девять лет назад я видела вас в «Макдоналдсе» заботливо кормящим младшую Лизу. Это была просто картинка образцово-показательного папы.

 — Помню, это было непростое время, когда у нас мама лежала в больнице и мы с дочерью остались вдвоем. А еще у нас дома шел ремонт, я выпускал спектакль, и получилось так, что я ее по дороге, как выяснилось позже, кормил черт-те чем: вот пищей из «Макдоналдса», из китайской кухни, мороженым в огромных количествах. В общем, разгулялись мы с ней, и кончилось все тем, что она тоже попала в больницу. Я ей поджелудочную железу подсадил. Так что уж не знаю, какой я папа: баловать люблю, а хорошего вот мало делаю.

— Ну уж вы строги к себе. А общение с внуками как проходит?

 — К сожалению, нет времени с ними часто бывать. Федор еще крохотный, а Кирилл растет даровитый, непосредственный, артистичный, очень любит подшучивать над домашними. Мою жену, свою бабушку, которую он зовет Маня, разыгрывает просто на раз, очень достоверно. Обо мне заботится. Недавно прислал через родителей детскую гармонь. И тут же звонит: «Дед, ты ее получил? Уже играешь?!»

— Виталий Мефодьевич, как считаете, с годами вкус к жизни утрачивается или нет?

 — Смотря что считать вкусом. Вон Лизка бегает по ночным клубам. Спрашиваю: «Когда придешь?» «Не поздно, — отвечает, — в полвторого». И ее это радует. А вот мы так не жили, и я только трясусь от страха, как бы чего не случилось. Хорошо, что еще имею возможность по мобильнику контролировать. А мне, например, вкус к жизни дает совсем другое. Нравится сочинять, придумывать новые спектакли, часто ночью, либо когда веду машину, даже проскакиваю светофоры. И тогда, возвращая себя в реальность, твердо говорю: «Внимание! Прекрати немедленно!» Так что я сейчас немножко как будто в детство впавший. Но мне так хорошо. Вот с удовольствием строю загородный дом. Ну могу я в 60 лет себе это позволить! Правда, строительство идет с большим напряжением. На днях занял денег у друзей, чтобы побыстрее закончить. А какое замечательное состояние испытываю, когда вхожу в него, даже недостроенный, и вижу, как тут станет, когда уже все будет готово. Приятно, когда имеешь дело с порядочными, талантливыми в своем деле людьми, со слаженной командой, которая работает качественно. Так что нет повода ругаться, например, из-за того, что они там что-то украли. И я всегда щедр на похвалы. Хотя недавно оплошал. В один из моих приездов ко мне подошел довольный бригадир и доложил, что они уже крышу поставили и даже украсили ее березкой. Я сказал: «Ой, как здорово», полюбовался и укатил. Позже мне объяснили: он имел в виду, что нужно было что-то на стол поставить. Я, конечно, немедленно исправил ошибку, извинился и угостил всех по полной программе.