Тина Стойилокович: «Все страдания, через которые я прошла, себя оправдали»

Восемь лет назад юная сербка Тина Стойилокович, почти не зная русского языка, сумела поступить в Щуку, покорив приемную комиссию искренностью, авантюризмом и обаянием. А сегодня плакаты с ее лицом висят по всей Москве. Но без слез не обошлось...

— Тина, ты так хорошо и быстро говоришь по-русски. У тебя вообще способность к языкам или это связано с любовью к профессии и к нашей стране уже?

— Я не могу умалять свои способности (улыбается), и русский я учила в гимназии, но не выучила. (Смеется.) Так что это, безусловно, любовь к профессии и к стране. Когда ты знаешь, как звучит Пушкин на русском языке и на сербском, понимаешь, что это совершенно разные вещи. Огромное количество людей учат русский просто для того, чтобы читать стихи Пушкина в оригинале, чувствовать, как тонко подобраны слова. Это действительно что-то невероятное. Ну, и без хорошего знания языка было невозможно развиваться в профессии.

— Сегодня у тебя уже много фильмов, в том числе громких и с большими ролями. Ты, как я поняла по разным интервью, очень теплый и дорожащий отношениями человек. Насколько важно, чтобы режиссер отвечал тем же?

— Мне невероятно повезло, что мой первый опыт случился с Кириллом Плетневым в фильме «Оффлайн». Актрису no name очень сложно утвердить, потому что продюсеры, как правило, хотят уже известных людей, которые смогут принести прибыль. И Кирилл столкнулся с большими трудностями, но почему-то он очень хотел, чтобы я снималась (улыбается), за что я безумно благодарна ему, как и за свой первый прекрасный опыт. Мне действительно важно ощущение дома, уюта, тепла. Семья дает юному человеку внутреннюю уверенность. Я привыкла к очень бережному отношению дома и люблю, когда и в профессии так. Впервые оказавшись на съемочной площадке, я не понимала, как что работает, тут многое совсем иначе, чем в театре, и безумно нервничала. Но ко мне очень внимательно относились, берегли, помогали и никогда не давили. А я не могу ничего воспринимать и делать, когда на меня кричат.

— А у тебя такое случалось на съемочных площадках или где ты сталкивалась с этим?

— В школе и иногда в институте. И там, и там у тебя нет возможности выбора. Ты находишься в очень зависимом положении и понимаешь, для чего тебе это нужно, что придется перетерпеть таких педагогов. А вот во взрослой жизни ты в хорошем смысле получаешь некую свободу — можешь двигаться куда хочешь и делать что хочешь, особенно в современном мире. Понятно, что актерская профессия достаточно зависимая, ты не можешь сам себя утвердить, но можешь выбрать, идти в проект или нет. И если я терпела недоброжелательное отношение в школе, то в профессии могу этого избежать. Необязательно меня любить и лелеять, но я должна чувствовать, что в меня верят и уважают. К сожалению, были случаи, когда не уважали и плохо относились. И безумно сложно в такой ситуации, особенно если ты находишься в середине проекта и понимаешь, что обратного пути уже нет. Надо доработать, но не понимаешь как, потому что привыкла включаться эмоционально. Приходится преодолевать себя. Но у меня есть подруги-актрисы, которые выдают все самое лучшее, когда на них кричат, их гнобят, ставят в седьмой или десятый состав. С Андреем Николаевичем (Жора Крыжовников) и Олей Долматовской было просто прекрасно. У меня безграничное доверие к ним. И я всегда делала абсолютно все, что они просили. Я хотела, чтобы они были мной довольны. Андрей Николаевич — личность огромного масштаба: он очень начитан, образован, имеет опыт работы и в театре, и на телевидении. Он может с любым человеком найти о чем поговорить, как к нему подойти и как увлечь. Это удивительная способность, которая, кстати, тоже показывает, что он талантливый режиссер. И, несмотря на масштаб своей личности, он с тобой разговаривает на равных, учитывает твое мнение, не умаляет того, что ты можешь что-то новое открыть для него. И он рад иногда ошибаться. А бывает, приходишь на пробы, сидят режиссеры без опыта и так высокомерно себя ведут, изображая Тарантино, что хочется сразу развернуться и уйти. Сложно, когда кто-то пытается что-то доказать, унижая другого и возвышая таким способом себя. Я ценю, когда в людях много хороших человеческих качеств и когда мы не считаем, кто круче, не меряемся эго.

— А когда ты узнала про фильм Меньшова «Москва слезам не верит» и посмотрела его целиком?

— Полностью я посмотрела его где-то через двадцать съемочных дней. Оля мне сказала: «Если хочешь, посмотри ради вдохновения. Но можешь это сделать попозже, когда будешь уверена в своих силах». Я просто ждала момент. И меня, конечно, каждая сцена тронула, хотя история там другая, но я поняла масштаб, объем этой картины. успех. Родители были в абсолютном шоке, когда ходили по городу и везде видели афиши с моим именем. Все повторяли: «Наша дочь — настоящая актриса!»

— Впереди у тебя триллер «Пропасть» с Марком Эйдельштейном. Ты хотела сняться в таком жанре?

— Я ищу интересный материал и обожаю, когда это то, что я еще не делала, или когда нужно осваивать какие-то новые навыки. «Пропасть» должна выйти весной, и я очень жду премьеру, потому что это совершенно новый опыт существования в кадре для меня. Я почувствовала, как сложно выполнять трюки и параллельно играть. Люди не всегда это понимают. В кадре это выглядит так легко: ну встал, прыгнул, взял пистолет и выстрелил.

— Какие сложились отношения с Марком? Он же снимался уже после всей эпопеи с «Анорой»?

— С Марком мы познакомились после того, как он снялся в «Аноре», на полном метре «Наступит лето», дебютной работе замечательного молодого режиссера Кирилла Султанова. У меня там хорошая роль, очень люблю ее. На той картине мы не так много пересекались с Марком, но я сразу поняла, что он прекрасный партнер. А на «Пропасти» мы уже подружились, и я убедилась, что он действительно очень чуткий, очень трепетный, внимательный и вообще умный человек, горящий своей профессией. Он был для меня большой поддержкой во время этих сложных съемок, постоянно говорил: «Все супер! Давай! Это круто! Ты классно все делаешь!» и «Я тебе помогу». А у него и так сто тысяч разных обязательств. Мы нашли общий язык и очень хорошо общаемся. Получить такого друга, конечно, здорово. Хотя не могу сказать, что это случилось сразу. Мы все больше и больше узнавали друг друга и со временем становились все ближе и ближе. Я не видела в Марке никакой звездной болезни. Он очень требовательный, особенно к себе. Возможно, достаточно закрытый человек, но точно без какого-либо выпендрежа.

— Поговорим теперь о женской дружбе. Ведь это важная часть и старой истории в картине Меньшова, и у вас в сериале. У тебя есть настоящие подруги?

— Да, безусловно, это то, что меня очень зацепило в истории. Я вообще считаю, что дружба, в том числе женская, очень важна. Но с самого раннего детства я была окружена двоюродными братьями, которые были как родные. Потом уже появилась родная сестра. И в целом в моем окружении было очень много людей мужского пола. Поэтому я очень люблю мужчин, могу дружить с ними. А вот настоящую подругу я мечтала иметь с детского сада. Но так получилось, что там меня лучше приняли мальчишки. Я только с одной девочкой общалась, но потом мы переехали, и я очень тосковала по ней. В школе, к сожалению, с девочками вообще не складывалось, были какие-то козни, игры. Я очень и очень горевала и все время окружала себя пацанами, потому что с ними все было понятно. Так продолжалось до гимназии, где мне помогли поверить в то, что женская дружба существует и что это сильнее зависти. А в институте у нас была команда из пяти девчонок, все очень разные и из разных городов. Но самый близкий мне человек — Диана, с которой мы жили вместе в общежитии. Мы обе уехали из дома и оказались в большом городе одни и были друг для друга всем. А дальше взрослая жизнь немножко меняется, появляются новые люди. С друзьями мне всегда легче работать, потому что можно им довериться и не стесняться, не бояться ошибаться. У меня почти в каждой удачной работе образовался некий близкий человек, который служил мне опорой и которого я могу назвать другом, как того же Кирюшу Плетнева. Мы действительно очень близки и до сих пор поддерживаем связь, ходим друг к другу на дни рождения. С Маш Милаш мы так подружились на проекте, что и сейчас часто общаемся. В этот день рождения она мне подарила поездку в Дубай. И мы с ней замечательно провели время вместе.

— А вы с подружками похожи характерами, темпераментом, взглядами или можете сильно отличаться? И с какими людьми тебе легче?

— Всегда легко с человеком, мотивацию поступков которого ты понимаешь, вы на одной волне. Но все равно сказать, как и почему люди сходятся, трудно. И это очень интересно, потому что, например, с Сашей Ревенко мы не очень похожи по темпераменту, но нам с ней нравится одно и то же в кино и в театре. С Дианкой мы очень похожи каким-то внутренним стержнем и силой воли. Но есть куча вещей, где мы совершенно разные. С Маш Милаш мы похожи тем, что обе честные и открытые к людям и к миру.

— Не разочаровывалась пока ни в ком?

— Случалось. И когда у меня происходит истинное разочарование в человеке, мне сразу хочется перечеркнуть все, развернуться и уйти, бросить, оставить навсегда, но я не всегда так делаю, к счастью или к сожалению. Нас учили в семье быть требовательным к себе, поэтому я требовательна и к другим. И когда что-то не соответствует моим ожиданиям, я начинаю обижаться и обобщаю все. Это не означает, что все, конец любым отношениям. Я смогу даже помочь, если понадобится, но перестаю считать человека другом, потому что друзья — это те, на кого ты можешь всегда рассчитывать, можешь поговорить обо всем. Расстраивает то, что я могу разочароваться, даже когда лично меня это не касается. То есть дело не в каком-то плохом поступке конкретно по отношению ко мне. И сейчас я активно работаю над тем, чтобы оправдывать что-то, уметь жалеть и прощать. Идеальных людей не существует. И я не идеальная. Не все должны думать и поступать так, как я. Понятно, что я выбираю близкий круг, соотнося это с какими-то своими потребностями. Но я опять же работаю над тем, чтобы еще больше свободы давать людям. В сухом остатке я перестану общаться с человеком из-за того, что он сделает что-то неприемлемое, на мой взгляд, по отношению ко мне или к моим близким людям. И мне, наверное, очень повезло, что в моих первых отношениях, в семнадцать лет, парень изменил. Очень жестко, на моих глазах. Это был урок жизни. Теперь к предательству любого рода я отношусь очень категорично. Если человек один раз предал, к сожалению, может предать еще. Я в одну и ту же воду дважды не захожу. Это касается и некоторых других моральных вещей, совершенных человеком, причем не только по отношению ко мне. Но если мы говорим про политические убеждения или несовпадение вкусов, нежелание реализовывать себя, то это совсем другое.

— Тина, ты такая открытая и дружелюбная, но как-то сказала, что можешь устать от людей. Ты имела в виду, от большого количества народа или от конкретных людей?

— Можно устать от любого человека, неважно, какую функцию он сейчас выполняет в твоей жизни. Я устаю в тот момент, когда мы перестаем быть единомышленниками. Я не имею в виду, что все должны считать так, как я, и жить, как я. Но когда я понимаю, что свою точку зрения не могу объяснить другому человеку, а нужно для чего-то сойтись на одном, то, конечно, очень устаю. Все зависит от того, какие у тебя жизненные обстоятельства, насколько самой хватает сил. Я устаю в тот момент, когда меня обманывают или со мной плохо поступают, не уважают. Но я стараюсь себе напоминать, что все мы люди, можем иногда ошибаться, надо опять же просто пожалеть друг друга, быть добрее и собрать волю в кулак. То есть позиция жертвы: «Ой, мне так сложно с тобой, так тяжело, я так устала» — это удобная позиция. Гораздо труднее взять ситуацию в свои руки и вырулить. Каждый раз, когда мне кажется, что нет никаких сил, напоминаю себе, что именно в эти острые моменты я обычно вдруг резко собираюсь и иду вперед. А еще я устаю от каких-то мелочей и глупостей. Например, когда мама по сто раз говорит: «Оденься потеплее». Я отвечаю: «Мам, я живу в России. Там так холодно, ты не представляешь, как я одеваюсь. Тут я приезжаю в теплую Сербию, и ты мне каждый день это говоришь». (Смеется.) Я понимаю, что это все от заботы, от любви, но порой думаю, что все равно уеду в Россию и сделаю так, как считаю нужным. Мама еще имеет привычку контролировать, руководить мной, а мне ведь уже двадцать семь лет. Я рассказываю про маму, и самой смешно, потому что папа делает еще больше таких вещей. Устать даже от самых близких людей — это нормально, потому что всем бывает тяжело. Но одно дело — устать, а другое дело — их обижать. Вот поэтому сбрасывать с себя ответственность я считаю неприемлемым. Все зависит от того, насколько мы готовы что-то сделать для другого человека и для самих себя. И признание проблемы — это половина ее решения, мне так кажется.

— А где сегодня для тебя дом?

— Ох, сейчас это такое сложное понятие, наверное, потому что у меня пока нет семьи, детей. Но скорее я все еще считаю, что мой дом там, где мои родители, то есть Белград. Хотя мне очень хорошо в Москве. Я люблю этот город, люблю квартиру, которую снимаю, мне там уютно. И очень много всего связано и с Москвой, и уже с этой квартирой. И все же если говорить про тепло, то я обожаю приезжать в Белград, засыпать с собачкой в своей любимой кроватке и просыпаться от того, что мама меня будит и гладит по голове. Я так люблю завтракать у мамочки, гулять с собакой поутру, разговаривать с родными, смотреть с папой какой-то матч и не думать ни о каких делах. Мой белградский дом дарит мне любовь, ощущение безопасности и собственных сил, а в целом — бесконечного счастья.

— Самое важное и любимое в Москве место для тебя — это Арбат, с которым связаны, как ты признаешься, и самые счастливые, и самые драматические события. Понятно, что это Щукинское училище. Но какие чувства и воспоминания вызывает сегодня эта улица?

— Арбат действительно для меня прежде всего Щукинское училище. Я пришла туда из другого места, из другой страны, из других традиций и погрузилась в этот мир. И мне стало казаться, что учеба и все, что с ней связано, — самое важное в моей жизни. Я очень долго была даже немножко помешана на этом. Но ведь все, что у меня было тогда, связано с институтом. Это уже потом постепенно ты встречаешь новых людей из разных миров, хотя все равно тебе сложно столкнуться с тем же айтишником. Ну, разве что в кафе. Самые счастливые моменты — это поступление в институт и получение первой роли в Театре Вахтангова. Именно там, в Большом Николопесковском переулке, я испытала самые радостные ощущения и самые большие разочарования в профессии. Помню, как один раз у меня очень долго что-то не получалось. И мне сказали: «Может быть, тебе надо задуматься: твое ли это вообще?» Я страшно переживала. Помню, как ходила по Арбату и рыдала. А еще во время карантина мы сильно поссорились с моим тогдашним молодым человеком. И вот я шла от него в институт опять же по Арбату, лил дождь, я слушала грустную музыку и тоже так плакала, что это было просто какое-то самоубийство. (Смеется.)

— Сегодня у тебя есть любимый человек. Чем он занимается?

— Это мой коллега, мой спутник, моя опора. Мы познакомились совершенно случайно, а через время наши пути снова пересеклись, и мы поняли, что нам очень хорошо, весело, тепло друг с другом. И как-то постепенно перешли к новому этапу.

— Что у тебя с домашними заботами? Мне кажется, что ты сама занимаешься этим, не используя помощников...

— Я и мой молодой человек из простых семей, если можно так сказать, и мы не привыкли, что за нас кто-то что-то моет, стирает, готовит, а мы лежим на диване и поднимаем ноги вверх. Это, конечно, классно, но нам важно, чтобы домашний уют мы создавали сами. И для нас дом, когда мы там вдвоем. Для меня дом — уже не дом, когда его там нет. Мой молодой человек безумно вкусно готовит, поэтому я уступаю в этом пальму первенства ему (смеется) и даже соревноваться не хочу. Хотя я тоже готовлю иногда и, когда он поздно приезжает с работы, встречаю его ужином. И, как это часто бывает в парах, у нас уже есть какие-то свои приколы, шутки, а также символические вещи, подарки, мелочи, которые создают ощущение дома и тепла. Но я понимаю, что наш дом и мой дом в Белграде — это разные вещи, их нельзя сравнивать, потому что там я ребенок и мне можно все, а здесь я уже взрослый человек. Но обе эти роли и эти ощущения прекрасны.

— Тина, только что родители приезжали на премьеру сериала «Москва слезам не верит...». Как все прошло, что они сказали?

— Родители были в восторге. Для них это просто что-то невероятное. Дочка уехала в какую-то Россию, в большую страну, куда-то очень далеко, как у вас это называется, за тридевять земель. (Смеется.) Они думали: «Ну, работает она где-то в Москве», но не понимали масштаба происходящего, кто такой Жора Крыжовников и что такое «Москва слезам не верит...». Для них это какой-то режиссер и какой-то непонятный сериал. И, конечно, они были в абсолютном шоке, когда ходили по городу и видели везде афиши с моим именем. А на самой премьере в кинотеатре «Октябрь» они вообще обалдели от того, что кругом мое лицо и огромный плакат и что столько людей и внимания. Они повторяли: «Наша дочь — настоящая актриса! Господи!» Они были в абсолютном потрясении, когда увидели меня в первой серии. Потом я их познакомила с нашими режиссерами, и мама сказала Андрею Николаевичу: «Спасибо вам», а он мне говорит: «Переводи: «Спасибо вам, если бы вас не было, не было бы нашего сериала». Я когда им это перевела, мама расплакалась. И папа ходил тоже сам не свой. Еще я их повела на очень хороший спектакль в Театре Наций «Пастух и пастушка» по Астафьеву, премьера которого тоже была вот-вот. И они снова были потрясены. Папа говорил потом, что на момент забыл, что на сцене его дочь, настолько погрузился в происходящее. А когда вспомнил (смеется), подумал: «Ах, сволочи, как они могут с ней так поступать?!» — ему стало очень тяжело и обидно. В спектакле рассказывается об ужасах войны, где с моей героиней творят ужасные вещи. Я поводила их по классным ресторанам и интересным музеям. Они тоже были в восторге. Они практически не говорят по-русски и далеко не все понимают, хотя, в отличие от меня, учили язык еще в школе, он был обязательным в восьмидесятые годы в Югославии. Мама начала недавно учить, сказала: «Это уже невозможно, мне стыдно. И, в конце концов, родишь ты в России, как я буду? Мне надо знать русский, чтобы я могла с внучкой на двух языках говорить, чтобы она не могла меня обманывать». Вот это было очень смешно. Сестра тоже приезжала. Она вообще моя безусловная поддержка, говорит, что любит гостить у меня, потому что мы здесь вместе, вдвоем. Хотя я уехала в очень важный для нее период.

— Сколько лет сестре, чем она занимается и знает ли русский язык?

— Сестра моложе меня на четыре года. Она учительница младших классов. И она учит русский язык.

— Тина, скажи, а ты была счастлива от счастья родителей, их гордости за тебя? И вообще чувствуешь ли себя в глобальном смысле счастливой даже не в самый удачный день?

— Да! Я понимала в те мгновения, что все страдания, через которые я прошла, себя полностью оправдали. Вот такой уровень счастья я испытала. Словами не описать, что я чувствовала. Но я очень гордилась собой и благодарила всех окружающих, которые помогали мне на моем пути. И действительно, в этот момент казалось, что «все только начинается»