Лучшие мультфильмы, как известно, мультфильмы советские. При первом же упоминании «Бременских музыкантов», «Антошки», «Летучего корабля», «Чунги-Чанги» губы сами расплываются в улыбке, и мы начинаем представлять себе любимых героев и напевать под нос веселые мелодии. При этом вовсе не важно, что мы уже не дети. Лучшее в нас, самое светлое и радостное напрямую ассоциируется с этими картинами. А еще с полнометражными фильмами: «Приключения Буратино», «Гостья из будущего», «Приключения Электроника», «Достояние республики»…
Автор детских песен, ставших непревзойденными шедеврами, — Юрий Сергеевич ЭНТИН. Кому, как не ему, задавать вопросы про то, что делает жизнь — радостной, дружбу — крепкой, любовь — долгой, а семейную жизнь — счастливой?
«Ощущение этого неба я помню до сих пор»
— Юрий Сергеевич, каким было ваше детство?
— Совершенно не помню, каким (улыбается). Но помню отдельные яркие картинки.
— Можно пример?
— Картинка первая — это когда я почувствовал успех, услышал аплодисменты в свой адрес и «стал поэтом». Было это так. Я с 4 лет был научен отцом играть в шашки и шахматы. Когда мне лет 5, один мальчик постарше (лет 14) сел со мной играть, будучи уверенным, что выиграет. Собралась толпа ребят, все смотрели. И вот я выиграл один раз, потом второй раз, наконец, третий раз. И тогда мальчик этот схватил шахматную доску, ударил мне ей по голове, а потом бросил одну шашку в канализационный люк. Но я не заплакал, а закричал: «Безобразник и злюка, доставай шашку из люка!» До сих пор не знаю, как у меня это получилось. Но с этого момента мальчика (его звали Сережей, кстати) стали звать только Злюкой, а я понял, что такое успех.
Вторая картинка — день начала войны. В 41-м году мне было 6 лет, я уже соображал. Мы жили в огромной коммунальной квартире, и 22 июня услышали громкоговоритель — заикающийся голос Вячеслава Михайловича Молотова (я запомнил, что он чуть заикался) объявил, что началась война. Я выскочил во двор, за мной еще ребята, и все стали танцевать, прыгать, радоваться. Мы были уверены, что началось что-то вроде игры в казаки-разбойники. И что мы победим немцев в один день. Мы хотели увидеть бои немецких самолетов с нашими. Помню, что залез на дерево и начал ждать. И я не понимал, почему родители кричат и плачут.
Картинка третья — мы приехали с мамой в Оренбург в эвакуацию (отец с первого дня ушел на фронт). Меня положили спать на сено в телегу. Был летний день, и я впервые увидел ночное небо. Очень красивое черное небо и белые звезды. Было страшно — звезды летали. Это я потом уже понял, что это был августовский звездопад. И вот ощущение этого неба я помню до сих пор, в Москве забываешь, что небо вообще есть.
И еще одна картинка. У татарской семьи, в которой мы жили, была огромная страшная собака, она сидела на толстой звенящей цепи. И вдруг я узнал, что эта собака немецкая овчарка, и меня так это поразило. Как же так, мой отец воюет с немцами на фронте, а тут такая собака? И решил с ней сразиться за Родину. Когда никого не было вокруг, стал ее дразнить, кидать мелкие камешки, стараясь попасть ей в нос. Попал… Собака метнулась, я не рассчитал расстояние, и она прокусила мне руку до кости. Мне было тогда 7 лет, а сейчас мне 70 с лишним лет, а следы остались.
— У вас особенное детство было…
— Да. Оно отличалось от всех других детств. Прежде всего тем, что я был ребенком войны. Рано повзрослел, меня и моих друзей волновали взрослые проблемы. Мы уже не играли в игрушки, и даже девочки — в куклы.
— А был в детстве у вас свой секрет или любимая вещица?
— Она у меня осталась до сих пор. Это маленький альбом, в который я записывал названия книг, которые прочитал в 1-м и 2-м классах. Я поражаюсь сейчас, как я сумел тогда столько их прочитать — все, которые были в школьной и городской библиотеке?! Очень много.
— А вас не дразнили — мальчишка, и все время читает?
— Конечно, и это было. Но, знаете, на то у меня был друг: если кто дразнил — знал, что мы можем и морду набить. Все знали, что они дразнят не меня, а нас с Марком, а это уже опасно (смеется). Кроме того, меня все-таки уважали, в какой-то степени я был душой общества, главным редактором стенгазеты. Сколько себя помню, всегда был каким-то начальником — и пионерским руководителем, и комсоргом… В общем, имел авторитет. Я не любил драться, но если задели — лез первый (смеется). Особенно если задели не меня, а кого-то слабого и беззащитного… Давал пощечину. И это сильное впечатление производило.
«Сейчас так не дружат — все забились по своим углам»