Добровольцы

«Мы стояли рассуждали о том, что наш полковник законченный дуб. А потом — открывается соседняя дверь, выходит полковник и говорит: «Чем больше в армии дубов, тем больше в ней порядка».Даже будущие звезды надевали кирзовые сапоги не задумываясь…

Сейчас принято считать, что в армию идут только те, кто не смог поступить в институт или не нашел денег, чтобы от этой самой армии «откосить». С этим мнением можно соглашаться или не соглашаться — не в этом дело. Просто совсем недавно «учиться Родину защищать» было делом престижным. И даже будущие звезды надевали кирзовые сапоги не задумываясь…



Игорь ЛИВАНОВ:

— Я никогда и не пытался уйти от службы в армии. После института, в 1975-м, поступил в Ульяновский драматический театр. Примерно через полгода у нас сменился режиссер, а с новым руководством у меня ну никак не складывались отношения, поэтому встал вопрос о перераспределении. Поехал в Москву, но в министерстве мне ответили, что юридически это возможно сделать только через армию. Тогда пошел в военкомат и попросил направить меня на службу. Моему заявлению там удивились, но в просьбе не отказали. В скором времени я узнал, что это будет Тихоокеанский военно-морской флот. Со мной вместе из Ульяновска во Владивосток летели еще несколько ребят, многие с высшим образованием, мы подружились, и вот до сих пор поддерживаем отношения. Распределили нас в морскую пехоту, сказав при этом: «Там такой щадящий режим». Очень скоро мне предоставился случай убедиться в том, какая это была удачная шутка. Обычным делом были ежедневные марш-броски по шесть километров, а по праздникам так и все 12. И стрелять нам приходилось, и с вертолетов мы прыгали, пятки отбивали. А в тот год нам особенно «повезло», потому что зимой морозы стояли страшные, до минус сорока при стопроцентной влажности. У нас ребята, когда оттирали уши, отламывали от них кусочки.

Вообще дисциплина очень жесткая была, поэтому проявлений неуставных отношений практически не было — все-таки войска боевые. В то время любой дальний поход мог закончиться боевыми действиями. А случаи всякие бывали, без конфликтов не обходилось. Например, в столовой кто-то что-то не поделил, слово за слово, и вот уже один выливает другому кашу на голову, а тот на него в ответ весь чан опрокидывает. Начинается драка, притом очень жесткая. Тогда медленно встает дежурный офицер, без разговоров обоим дает подзатыльники. Те разлетаются по углам. И тишина. Всех остальных как будто это не касается, все сидят и едят. Случалось, что кто-то не выдерживал, ударялся в бега, кончал жизнь самоубийством, но об этом не стоит писать.

Еще вспоминается ситуация, когда мы действительно стояли на грани войны. Это был год смерти Мао Цзэдуна. И первое, что мы тогда делали, строили железобетонные укрепления на линии обороны. Потом нас направили в Анголу. А тогда те, кто уходил в дальние походы, свою демобилизацию иногда пропускали. Вот и мне замполит дивизии посоветовал написать близким, что, возможно, не скоро мне придется их увидеть, естественно, не открывая причин. Выручил Фидель Кастро, направив в Анголу свои войска, нас вернули. Так что в боевых действиях я не участвовал. Служил, как бывший студент, всего год, но и этого мне вполне хватило. Правда, за время службы мне один раз удалось даже дома побывать. За победу на конкурсе художественной самодеятельности дивизии я получил от командования недельный отпуск. И удивительное дело — в отпуск меня отправили самолетом, так что у меня еще оказалось три свободных дня. Вот что значит все-таки армия того времени.



Андрей СОКОЛОВ:

— Я, как студент Московского авиационного технологического института, был призван в армию всего на полгода. В 1988 году нас, 22-летних, всех из одного учебного заведения, направили служить в одну закрытую воинскую часть в районе Кировограда. Часть наша стояла в лесу, и попасть в нее было довольно сложно. Да и в увольнения ходить было некуда, оттого все тусовались на ее территории. Распорядок дня обычный: в 6 утра подъем, форма одежды № 1, пробежка, зарядка, учеба. Специализация наша как ракетчиков была связана с полученным в институте образованием. Помню до сих пор ракету 8 К−14, на которой я был пятым номером. Мне даже кажется, что хоть сейчас я смогу настроить ее прицел. Кстати, забавно, что анекдоты по поводу армейской жизни там поразительно совпадали. У нас был такой случай. Мы стояли в общественном месте в разных кабинках и рассуждали о том, что наш полковник законченный дуб. А потом — как в том анекдоте — открывается соседняя дверь, выходит наш полковник и говорит: «Чем больше в армии дубов, тем больше в ней порядка».



Лев ЛЕЩЕНКО:

— С армией у меня связаны все детство и юность. Ведь мой отец был военным, прошел всю войну, был начальником штаба и служил в органах управления тогда еще совмещенного МВД и КГБ. Поэтому я был самым настоящим сыном полка. Мне специально сшили гимнастерку, пилотку, сапоги. И я строевым шагом и с рукой под козырек проходил мимо дежурных на КПП. Папе по званию полагался помощник, или, как их тогда называли, адъютант. Вот он-то со мной целыми днями и занимался. А в 1961 году меня призвали. Попал в 62-й танковый полк, который входил в состав 2-й гвардейской танковой армии Группы советских войск в Германии. Я был заряжающим. И даже в составе экипажа форсировал по дну Эльбу. А через год командир части направил меня для дальнейшего прохождения службы в ансамбль песни и пляски 2-й гвардейской танковой армии. Там меня сразу сделали солистом. Но я исполнял не только сольные номера. Я пел в квартете, читал стихи, вел концерты. До сих пор благодарен руководителю нашего ансамбля Федору Ивановичу Мальцеву. Ведь сразу после армии я сумел-таки поступить в ГИТИС, несмотря на несколько провалов до службы.



Владимир ШАХРИН, «Чайф»:

— Мы служили в погранвойсках вместе с Володькой Бегуновым. Насмотревшись на дембелей, мы были твердо убеждены, что такой фигней мы-то уж точно заниматься не будем! Но через несколько месяцев мы как миленькие прикладывали все усилия, чтобы выглядеть по последней солдатской моде.

Начинать нужно было с шинели. Ее необходимо было как следует начесать и обрезать. Сапоги нужно было гладить утюгом. А если их перед этим еще и начистить, то после утюжки они становились как лайковые. Но такому преображению поддавались только юфтевые сапоги, которые носили в то время исключительно пограничники. Утюг был одним из основных инструментов преображения обычной солдатской формы в модную. На спине личного п/ш (полушерстяного белья), которое тоже было только у пограничников, заглаживали складку на уровне лопаток, получалась планочка.

И вот возвращаешься ты на гражданку с планочкой на своем личном п/ш, в начесанной шинели, в наглаженных сапогах и погонах «гробиком»… А на гражданке это никому не интересно! И, что самое невероятное, даже твой дембельский альбом на второй раз смотрят только родители…


Популярные статьи