Есть категория людей, о которых не нужно говорить, чем они занимаются, и оглашать длинный список всех их заслуг. Достаточно назвать фамилию, чтобы окружающие поняли, о ком идет речь и что представляет собой этот человек. Поэтому просто называю: Станислав Говорухин. Вам этого мало?
— Станислав Сергеевич, почему вы не стали баллотироваться на последних выборах в Думу?
— Ну 10 лет депутатства разве недостаточно?
— Вообще-то от такой кормушки добровольно не отказываются.
— Она меня и не кормила, наоборот, мешала. Я зарабатываю деньги только своей профессией и ни на что другое не способен. А взяток мне не дают.
— Боятся?
— Я могу сформулировать иначе: взяток я не беру. Но поскольку никто никогда в жизни мне не давал, то правильнее будет сказать: взяток мне не дают.
— Но вы были председателем Комитета по культуре и могли пробивать деньги на свои проекты.
— Я бы не сказал. Находясь 10 лет в Думе, я снял всего две картины: «Ворошиловский стрелок» и «Благословите женщину». И не нашел для них ни одного спонсора, хотя я знаю множество олигархов. Наверное, нужно было им помогать, что-то проталкивать — быть повязанным в одном деле.
— Выходит, что зарплату сегодня вы получаете только на канале ТВЦ?
— Почему? Я же в «Вертикали» (Говорухин является художественным руководителем киностудии «Вертикаль». — «МКБ»). За что я могу на ТВЦ-то получать?
— За свою программу «Великая иллюзия».
— Да ну…
— А пенсию вам начисляют?
— Жена получает. Я даже не знаю сколько. Раньше интересовался, но она тогда совсем смешная была: сначала 270 рублей, потом 300 и 400. Сейчас, наверное, больше. Может быть, тысяч десять.
— 10 тысяч пенсия?
— А сколько?
— У моей мамы полторы.
— Ну там еще какие-то депутатские причитаются. Так что долларов под триста должно выходить, если я не ошибаюсь.
— Разыграли кого-нибудь сегодня? (Мы встречались 1 апреля.)
— Вон, Катька, продюсер, пришла пожаловаться моей помощнице. Подшутил над ней. Она и поверила. Я сказал, что вчера поздно вечером включил один из дециметровых каналов, а там идет многосерийный фильм «Благословите женщину». «Ой, какие мерзавцы, сейчас пойду звонить». В общем, напугалась не на шутку.
— А вас одурачили?
— Нет. Эта традиция, к сожалению, уходит. Раньше 1 апреля я только этим и занимался. И надо мной регулярно подшучивали. Один раз в Одессе свидание назначили. Мои друзья встретили где-то на Дерибасовской девушку, долго с ней репетировали, потом от нее отказались, нашли вторую. Продумали с ней всякие варианты вопросов-ответов. И я абсолютно поверил. Пришел на встречу к гостинице «Лондонская», стал ждать. А они вместо той, которая мне назначила свидание, нашли другую девку, страшную до невозможности, и подослали ко мне. В общем, мне еще пришлось их в ресторан вести и проставляться за розыгрыш, а от девицы мы избавились. Вообще, первого апреля хорошо шутить часов в 11 вечера, когда все уже забыли об этом дне.
— Знаете, не буду я писать это интервью — не хочу.
— Вот и отлично. Я от этих интервью уже ошалел. Давайте просто так поболтаем.
— Говорят, что ваш суровый образ — это своеобразная защита от дураков. Часто их встречаете?
— Конечно.
— Но ведь считается, что у каждого дурака есть оправдание своим поступкам?
— Естественно. Но ни один дурак не знает, что он дурак. Дело в другом: ты и за собой должен следить, чтобы не выглядеть дураком.
— А вы выглядели?
— Множество раз, причем абсолютным.
— В Думе, к примеру?
— Последние три года моего там пребывания все время испытывал чувство неловкости. Просто сидеть на пленарном заседании — скучно. Поработать над каким-нибудь законом, из тех что провели, но на него наложили вето, — уже невозможно. Вот и чувствовал себя немножко идиотом.
— Люди вас боятся?
— Кто плохо знает — боится. Кто хорошо — естественно, нет. Многие же запутаны прессой. Как только меня не называли, особенно в годы активной политической деятельности: то я русофил, то масон, то красно-коричневый…
— Собственно, из-за чего вы с Алексеем Германом и поругались?
— Да не ругался я с ним. Он что-то где-то услышал, прочитал и стал кривить морду в мою сторону. Через несколько лет мы с ним встретились, он и говорит: «Слава, пора уже помириться». А я был настолько оскорблен таким отношением — ты выясни сначала, что к чему, а уж потом морду криви, — и я ему ответил: «Я с тобой, Леша, не ругался. Так что пошел-ка ты на…»
— С тех пор не общаетесь?
— Не-а.
— Не жалеете, что разошлись на ровном месте?
— Не я же с ним разошелся, а он. Значит, он придурочный, если читает и верит всяким газетам, ничего не проверяя.
— А вы верите?
— Нет, абсолютно.
— Зачем тогда такие кипы читаете?
— Ну в них же есть еще и какая-то информация, которую трудно исказить.
— Вы частенько ругаете телевидение. Говорите, что у сегодняшних детей кроме папы с мамой есть еще телевизор — третий и очень жестокий родитель. А сами, как телеведущий, этим «родителем» и являетесь.
— Нет, что вы. Я как раз только поэтому и взялся за «Великую иллюзию», которая категорическим образом отличается от всех остальных программ о кинематографе. Большинство из них в основном говорит о западном кино. Мы — только о российском. Конечно, не все фильмы я хвалю, чаще ругаю. Ведь сегодня большинство лент о бандитах, которые пользуются огромным успехом. И если не попытаться остановить этот процесс героизации преступника, то все кончится очень плохо. Вот я снял лучшую свою картину «Благословите женщину». Знаете, какой был прокат? Ну сколько, по-вашему, людей из наши× 140 миллионов посмотрели ее в кинотеатрах? Я предупреждаю: прокат провалился.
— Не знаю…
— 32 тысячи человек, по официальной справке. Она, конечно, жульническая, так как по ней выходит, что на каждом сеансе присутствовал 1 человек. Ну, допустим, обманули раз в семь. Но это же все равно мизер. А на телевидении под 100-минутную картину дали 50 минут рекламы и новостей (кто это мог высидеть?). Но посмотрели ее огромное количество человек. Как мне сказали, у «Благословите женщину» лучший рейтинг в отечественном кино. А она только начинает свой путь. И эта картина будет идти долго-долго, как «Место встречи».
— Станислав Сергеевич, вы рассказываете в своей программе о кино, но вы настолько в теме, что простому зрителю совсем не нужно.
— Я все время помню об этом и стараюсь говорить попроще. Но иногда забываюсь. Беда в другом. Я уже сколько ее веду? Три сезона. А о ней только стали узнавать.
— На мой взгляд, ее показывают в неудобное время. В воскресенье в четыре дня народ, отоспавшись, идет гулять.
— Кто ж так поздно встает-то? Кроме того, целый год «Иллюзия» шла на ТВЦ в будний день в 9 часов вечера. Так ее вообще никто не смотрел.
— Потому что в это время новости и сериалы идут.
— Вот именно. А воскресенье — самый оптимальный день, только шла бы она чуть попозже.
— Вы, привыкший быть на первом плане, получаетесь в тени своего гостя в студии. Не обидно?
— Так я журналист, может быть, больше, чем режиссер.
— А ваша рубрика домашняя…
— …у нас есть «Портрет актрисы», иногда я с ними встречаюсь дома.
— Но это, по-моему, не ваше — рассказывать о тапочках и кастрюльках?
— Мне это и не нравится, поэтому «Портрет актрисы» в последнее время мы снимаем в кафе.
— Вы против того, чтобы вклинивались в личную жизнь?
— Конечно.
— Тогда… в семье вы деспот?
— Я невыносим. Если спросить обо мне мою жену Галину, то она будет нести всякую муть: «Ой, Слава такой хороший, такой добрый, он идеальный муж». А я бываю грубоватым.
— То есть заходите домой — и чтобы сразу ужин на столе стоял?
— Это да. Я прихожу — ужин на столе, и все такое. Но я неприхотлив в пище. Мне совершенно все равно, что Галя приготовит. Главное, чтобы это было вкусно и красиво.
— Красиво?
— Обязательно. Я ем абсолютно все, даже змей и лягушек. А жена у меня мастер в плане кулинарии, во многом это и моя заслуга.
— Приучили?
— Я ее воспитывал. Ей было 17 лет, когда мы познакомились. Первые 10 лет нашей совместной жизни она ложилась спать с поваренной книжкой.
— Изучала рецепты?
— Да.
— Вы могли бы вылить на свою жену тарелку супа, если бы он не понравился?
— Никогда. Но она всегда говорит знакомым: «Если бы я подала ему теплый суп, а не горячий, он бы вылил его мне на голову».
— Боится, значит, вас.
— Чего ей меня бояться-то? Вообще, умные жены всегда делают вид, что мужчина в семье главный. Но я не дурак, поэтому прекрасно понимаю, что все вопросы в семье, абсолютно все, решает она. А я решаю глобальные вопросы: объявлять ли войну Ираку или не объявлять, посылать контингент на Балканы или не посылать.
— А купить диван или не купить?
— Вопрос обычно ставится так: «Ну и на хрена ты купила этот диван?»
— Вы заставляете Галину Борисовну отчитываться о потраченных деньгах?
— Нет, сколько раз собирался и сколько раз она собиралась, но так и не собрались.
— Сыну, внукам помогаете?
— Сын не нуждается в помощи, а внукам, конечно, помогаю. Старшего, тезку, немножко воспитываю, но немножко. Хотелось бы побольше. А Васька — еще маленький, им пока его мама занимается.
— Вот вы все время сетуете на то, что молодежь не читает. А ваши внуки как к книгам относятся?
— Как? Никак. День и ночь долблю Стасику, просто беда какая-то. Вообще, я должен сказать, что технический прогресс и развитие цивилизации — разные вещи. Все эти компьютеры, мобильники — они работают против цивилизации. Возьмем самый простейший пример: есть у меня водитель. Пока у него не было мобильного телефона, он читал книжки, даже язык начал учить. Теперь у него есть мобильный со всеми входящими бесплатно…
— Играет?
— Не играет, треплется с утра до ночи. Когда бы я ни заглянул — он разговаривает.
— И о чем он так много говорит?
— Так в том-то и дело, что говорить-то не о чем. Жизнь без книг пресная. Я никогда так много не читал, даже в детстве, как сейчас.
— Вы только на ночь или запоем читаете?
— В командировках, поездах, машине, на ночь, в туалете, извините. Ну и потом, сейчас так много литературы современной, и мне важно знать, что происходит. Западное я вообще не читаю. Ненавижу этот тусовочный набор. Что нужно сейчас читать? Коэльо…
— …Мураками…
— Вот-вот. Кундера. Если в этой молодой тусовке выяснится, что ты не читал (говорит нараспев) Коэльо, на тебя будут очень косо смотреть. Чай надо пить зеленый, из напитков — текилу. Мода предполагает отсутствие собственного вкуса. Это очень плохо.
— Вы православный?
— Ну, в общем, да. Не могу сказать, что очень верующий. Я понимаю, что нельзя путать земную церковь с небесной, но, зная близко многих священников, как-то не очень хочется верить. Хотя грех, конечно. И потом, я же не Ельцин. Я больше верил в Бога до перестройки. А как только выстроились все вчерашние атеисты, боровшиеся с церковью вообще и разрушавшие храмы, со свечками у алтаря — стало так противно.
— Но вы с тем же Зюгановым в хороших отношениях?
— Ну как в хороших?
— Поддерживали его на выборах.
— Поддерживал, поскольку вопрос стоял: Ельцин или Зюганов. Коммунист Ельцин или коммунист Зюганов. Кого мне было поддерживать? Я и сегодня поддерживал бы Зюганова, сложись такая ситуация. Я и сейчас с ним очень часто общаюсь.
— В бильярд играете.
— Да. Он хорошо играет.
— На интерес?
— Нет, на интерес не получается. Он коммуняка все-таки. Как можно на бильярде без интереса играть? Хоть на что-то надо, на пиво, к примеру.
— Я не поняла: Зюганов все-таки проставляется?
— Нет, какой там. На интерес я с другими играю: с Леней Ярмольником, Яшей Брандом, Леней Якубовичем, Марком Рудинштейном, Сашей Жуковым — нынешним вице-премьером. Теперь уж не удастся с ним на бильярде поиграть…
— Говорят, вы чуть ли не с 12 дня выпивать начинаете?
— Всегда.
— И с чего предпочитаете?
— Сегодня — с водки. У нас как раз съемка очередной передачи была, и пришел гость — Ежи Гофман. Девчонки принесли вино, а он говорит: «Я пью только водку». А тут как раз нашлась треть бутылки в холодильнике. В общем, выпили.
— А вы, насколько я знаю, вино любите?
— Нет, я все пью. Вон смотрите, мой бар. Там есть все, даже такие напитки, которые у нас не принято пить: херес сухой, настоящий португальский портвейн, граппа, сливовица, шартрез. Еще абсент люблю, кальвадос, водку, естественно, вина обожаю — все что угодно.
— В общем, как настоящий творческий человек.
— Я лентяй. Стараюсь себя заставлять что-то делать, но плохо. Вот намечу план на день, а ничего не сделаю. Или надо, скажем, писать сценарий. Поднимусь утром — и день свободный, — похожу-похожу и встану к мольберту. Рисовать я люблю.