Елизавета Арзамасова: «Мое сердце занято — надеюсь, надолго»
Актриса редко говорит о личной жизни, однако в этом интервью расставила все точки над «i»
Лизу Арзамасову зрители знают уже много лет. Она дебютировала в кино в четыре года, а популярность принес сериал «Папины дочки», где актриса сыграла умненькую Галину Сергеевну. Сейчас Лиза расцвела, превратилась в очаровательную девушку — приятно не только смотреть, но и разговаривать с ней. Поскольку о личной жизни актриса говорить не любит, ей периодически приписывают романы с партнерами по съемочной площадке. В этом интервью Лиза расставила все точки над «i». Ее сердце давно занято.
Вживую пообщаться с Лизой Арзамасовой журналистам удается нечасто. На вопросы она предпочитает отвечать письменно. Так есть время подумать. Тем не менее наша встреча оказалась весьма дружелюбной. Лиза порадовала своей искренностью, эмоциональностью и какой-то внутренней чистотой. Остались очень приятные впечатления. Тем более что общались мы в весьма необычном и таинственном месте — Доме Булгакова, где у актрисы была репетиция спектакля.
— Лиза, сегодня вас чаще можно увидеть на сцене театра, чем в кино. Такова потребность самовыражения или просто обстоятельства складываются?
— Я бы так не сказала. В прошлом году были сняты очень хорошие фильмы, выхода которых я с нетерпением жду. Это всегда такой волнительный период для актера — тревожной неизвестности. Хотелось бы, чтобы, несмотря на все экономические сложности, эти работы увидели свет. Но если сравнивать кино и театр, наверное, для зрителя всегда лучше наблюдать живого актера здесь и сейчас. Как раз перед интервью мы репетировали спектакль «Ромео и Джульетта» на сцене Дома Булгакова. Здесь мы играем и еще один спектакль — «Заговор по-английски». Небольшой зал, камерная сцена — не только зрители находятся близко к актерам, но и мы в буквальном смысле можем слышать их дыхание. И тут уже строй не строй «четвертую стену» — люди в зале тоже становятся соучастниками происходящего. Это удивительное ощущение! В театре важна такая обратная отдача, энергообмен.
— А вы знаете своих постоянных поклонников?
— Да, конечно. Это так приятно — слышать смех кого-то родного в зале! Например, для меня очень важно, чтобы на спектакле присутствовала моя мама. Когда приходит директор Дома Булгакова Николай Голубев с женой Наташей, они так зара-зительно смеются, живо реагируют на какие-то сцены в спектакле (хотя видят его не в первый раз), и великодушно помогают этой своей реакцией. И конечно, есть зрители, которые уже не просто зрители, а мои добрые товарищи. Александр из Самары, Яна из Тулы, Настя из Череповца, Максим из Минска — они специально приезжают на премьеры, и мы с удовольствием, как-то взахлеб общаемся. Мы рады любому зрителю. Бывает такая тихая реакция зала, которая сначала настораживает, заставляет напрячься: «Что происходит? Что-то не так или, наоборот, все идет хорошо?..» А бывает, что уже с самой первой сцены зритель настолько вовлечен в действо, что превращается в соучастника. Мы вместе проживаем эту историю.
— Цветы уносите домой?
— Обязательно. Ведь это так приятно! Особенно когда их дарят незнакомые люди. Я думаю, не во всех странах существует такая традиция: дарить цветы актерам. У меня целый ритуал. Я приношу букеты домой, красиво расставляю в вазах по всей квартире, делаю фото и отправляю их бабушке во Владивосток — такой отчет о проделанной работе. (Смеется.)
— Вы рано нашли свое призвание, стали заниматься профессией. Очень часто таким людям задают вопрос про загубленное детство. Что из раннего возраста вспоминаете вы помимо театрально-киношной истории?
— Про загубленное детство — вы правы, эта тема часто возникает. (Смеется.) Почему? Я не нахожу ответа на этот вопрос. А детство свое я помню очень хорошо. Родители пытались раскрасить мою жизнь в самые яркие краски и отчаянно меня баловали. Были какие-то невероятные поездки в детский парк, пикники, развлечения, шумные компании, чтение сказок. Мы ставили спектакли летом на даче, устраивали концерты, вместе готовили, придумывали сюрпризы друг для друга. И вывод, который я сделала: я тоже буду баловать своих детей! Потому что подозреваю, что мама с папой сами получали от этого огромное удовольствие. Что уж говорить о праздновании Нового года! На протяжении всего времени, что стояла елка, под ней каждую ночь появлялись подарки. Было так интересно: что же там сегодня принес Дед Мороз? (Смеется.) Я искренне удивлялась: почему елку надо убирать в конце января? Такое чудесное дерево — все время появляются подарки!.. Видите, какие яркие воспоминания?
А по поводу того, чем хотела заниматься, — я этого не знала. Когда мне исполнилось четыре года, мама записала меня в разные кружки: театральный, рисование, танцы, в музыкальную школу. Я все попробовала. На рисование ходила с удовольствием — занятия вела очень хорошая, добрая преподавательница. Но там мне было скучновато, не происходило какого-то действа. В музыкальной школе подобралась замечательная компания девчонок, мы очень сдружились. Но где-то через полгода учительница по музыке подошла к моей маме и строго спросила: «Почему после полугода обучения ваш ребенок не знает, на какой строчке располагается нота ми?». А мама задала ей тот же самый вопрос. Но, придя домой, решила разобраться, в чем же дело. И тогда выяснилось, что я пишу нотки не там, где они должны располагаться, а там, где мне казалось красивее. (Смеется.) Так что и в музыкальной школе я не задержалась. А в танцевальной студии мне не понравилось, что все девочки должны быть в одинаковых черных купальниках, — я пыталась «разукрасить» занятия то какой-то безумной розовой пачкой, то новыми выдуманными движениями. И только в театральной студии мне разрешали все. Это было чувство счастливой свободы! Я бегала на четвереньках по сцене, пересекая ее по диагонали. И педагоги считали это самовыражением. Там и взрослые люди порой вели себя как дети. Мне было очень комфортно в этом окружении. Но главное — я чувствовала радость от пребывания на сцене. Помню, был какой-то конкурс чтецов, и я принимала в нем участие. Мы с мамой выучили стишок: «Жил на свете человек, скрюченные ножки. И ходил он целый век по скрюченной дорожке». Мама мне так все хорошо объяснила, что это за человек, как трудно ему живется. И я с таким чувством читала это стихотворение, так у меня все скрючивалось, все конечности, лицо и даже голос «крючился», что зрители хохотали. Мне присудили первое место, а я даже этого не поняла, потому что раньше никогда не участвовала в соревнованиях. Радость была не от победы, а от того, что люди так хорошо реагировали, я смогла повлиять на их настроение, подарить положительные эмоции.
— Как вы думаете, почему у актеров, которые начинают сниматься в раннем детстве и становятся популярными, потом не складывается карьера?
— Не думаю, что существует какая-то закономерность. Хотя я тоже часто слышала такое в свой адрес. Я ведь начала сниматься в кино в четыре года, а на сцену впервые вышла в восемь — в мюзикле «Энни» Нины Чусовой. Я даже свыклась с этой мыслью — что, возможно, когда вырасту, уже не буду сниматься. Мама меня успокаивала: «Это не значит, что ты окажешься невостребованной. Люди взрослеют, у тебя самой могут поменяться интересы». Думаю, у каждого свой путь. Возможно, так выглядит со стороны: была такая маленькая звезда, а потом ее перестали приглашать в кино. Но, может, человек сам сделал выбор в пользу семьи или иной профессии? И успех для него в другом?
— Медийность как-то повлияла на вашу жизнь?
— После того как по телевизору показали сериал «Папины дочки», меня стали узнавать. Мне нравится, когда люди со мной здороваются на улице. Я в ответ тоже обязательно здороваюсь. Это такое трогательное ощущение, что у тебя на земле чуть больше знакомых, чем предполагалось. (Смеется.) Мне до сих пор везло: я не сталкивалась с какими-то сумасшедшими проявлениями своих поклонников, все было культурно.
— Вы экстраверт?
— Нет, я, наверное, интроверт. Хотя бывает по-разному. Что касается близких, я человек очень тактильный. Мне важно, чтобы я, уже взрослая девочка, могла подойти к маме, обняться с ней, помолчать рядышком. Но и побыть в одиночестве, порассуждать о чем-то своем, полежать на диване с книгой — это тоже моя история.
— Сначала было естественно, что мама сопровождала вас на съемки. А как сейчас строятся ваши отношения? Не сложно ли, когда мама еще и директор?
— Конечно, в четыре года человек не может сам выучить текст и сам прийти на съемочную площадку. Она мне помогала и везде ездила со мной. Сейчас у нас рабочий тандем, но в первую очередь, конечно, мама — это мама, мой лучший советчик и друг. Мне важно, что я могу делиться с ней какими-то своими переживаниями. Разумеется, должны оставаться девичьи секреты. Нельзя все, что накипело, вываливать на близкого человека, это не великодушно. Понятно, что, взрослея, люди реже общаются с родителями: у них своя компания, личная жизнь. Но когда речь идет о работе, я знаю точно, что мама должна быть рядом. Это мое условие счастливого пребывания на работе, моя зона комфорта. Я не раз наблюдала это у других актеров и сама ощущала, как необходимо порой спрятаться в норку, взять тайм-аут.
Мне повезло, что у меня директор, помощник, друг и мама — в одном лице. Я подхожу к ней, мы разговариваем просто так, на отвлеченные темы, и меня «отпускает». Она заботится и о том, чтобы мне было комфортно физически. Если в какой-то момент мне понадобится таблетка от головной боли или что-то перекусить, мама быстро все организует. Никто даже не узнает, что артистка что-то хотела. (Улыбается.) Сначала на съемочной площадке многие удивлялись: взрослая девочка — и с мамой! Но потом неизменно получается так, что полколлектива уже друзья с ней, приходят к нам в гости. Ничего удивительного: мама у меня классная, компанейская и общительная. Еще она очень помогает мне с планированием времени. Я довольно неорганизованный человек в этом смысле. Живу здесь и сейчас и даже не знаю, что у меня будет завтра. Это записано в маминой синей книжице. (Смеется.)
— Допустим, вы получили сценарий. Вам нравится, маме — нет. Что происходит?
— Я, конечно, всегда сама обязательно читаю сценарий. Когда его вместе со мной читает мама, происходит диалог. Но если я точно знаю, что мне все понравилось, а мама начинает высказывать аргументы со знаком минус, я ее слушать не буду. (Хохочет.) Предпочту не разговаривать на эту тему. Мама точно знает: если я чем-то загорелась, обязательно это сделаю. За что я ей благодарна — она никогда не лишала меня опыта. Единственное, в чем мне помогала и помогает мама, — разбираться с последствиями того, что я натворила.
— Директору ведь обычно платят зарплату. Как у вас это происходит: наступает десятое число, вы протягиваете маме конверт…
— Нет, до такого абсурда мы не доходим! (Смеется.) Мама работает по любви.
— Вам уже двадцать один год — даже по западным меркам совершеннолетие. Вы психологически готовы к тому, чтобы начать самостоятельную жизнь, жить отдельно?
— Я давно к этому готова, и по ощущениям я — взрослый человек. Это такой странный парадокс: с одной стороны, я с самого раннего детства чувствую себя взрослой. Возможно, потому, что родители всегда относились ко мне серьезно, с уважением, как к равной. С другой стороны, взросление — относительно. Я берегу своего «внутреннего ребенка» и очень люблю людей, которые не борются со своей детскостью. В таком восприятии мира гораздо больше правды и чистоты, есть место чуду. Цифры как раз никогда не играли для меня решающей роли. Это какие-то формальности, что с восемнадцати лет разрешено носить оружие, употреблять алкоголь. Зато выйти замуж можно уже в шестнадцать. Получается, выпить удастся только через два года после свадьбы. (Смеется.)
— Вам приписывали романы с партнерами по съемочной площадке: Филиппом Бледным, Максимом Колосовым. Каждый раз вы уверяли, что вы просто друзья. Вам более комфортно дружить с мужчинами, чем с женщинами?
— Не то что более комфортно. Но у меня много друзей-мужчин. И женщин. (Смеется.) Хотя по-настоящему близких друзей много не бывает. Людей, с которыми не просто поддерживаешь приятельские отношения, а с которыми ты можешь быть предельно откровенна и открыта, у меня, конечно же, немного. Вообще, если говорить о дружбе, я очень долго сближаюсь с людьми. Мне нужно время. Иногда это может произойти через годы общения. Вдруг вспышка — и вы совпадаете каким-то необъяснимым образом… Есть такие вещи, которыми я не считаю нужным делиться с кем-либо вообще. Я многое переживаю сама с собой. И я мало разговариваю в жизни. (Улыбается.) Люблю писать и даже по возможности, когда речь идет об интервью, стараюсь делать это по почте.
— А что вы пишите? Рассказы, дневник?
— Всякое. И стихи, и сказки, и сценарии. Пока я не рискую это обнародовать. Делюсь только с самыми близкими.
— Вы учитесь на продюсерском факультете. Изменилось ли ваше представление об этой сфере деятельности?
— Да, я думала, что я знаю, как это делается. Я же все видела! (Смеется.) Но на деле все оказалось гораздо сложнее. Столкнувшись с первым практическим заданием, казалось бы, простейшим — надо было снять маленькую историю, укладывающуюся в определенный жанр, — я подумала: «Какая ерунда, я все сделаю сама!» С этим «сама» я шествовала год по пути выполнения задания, и это был полный провал. Моя дурацкая самоуверенность не имела под собой никакой почвы. И тогда я поняла, что нужно серьезно во всем разбираться, углубляться в учебу. Учиться мне нравится. Позади седьмая сессия, которую я сдала на «отлично». И я все больше разбираюсь в профессии, которую выбрала.
— Вы всегда были такой девушкой — с характером?
— В детстве я была очень послушным ребенком. Не перечила, ничего не доказывала. Мама даже опасалась, что с таким настроем мне сложно будет выживать в этом мире. Поэтому, когда видела во мне какие-то проявления хулиганства, тихонечко старалась их поощрять. Так что моя внутренняя хулиганка обязана своим появлением именно маме. (Улыбается.) Вообще, маленькой мне хотелось играть не только принцесс, но и разбойниц, как и сейчас — героинь разноплановых.
— Чтобы в подростковом возрасте играть Галину Сергеевну из «Папиных дочек» — довольно страшненькую особу, нужна определенная смелость.
— Скорее ироничное отношение к себе. До этого мне предлагали роли детей с трагической судьбой, из трудных семей. Наверное, еще внешний типаж совпадал. Я была такая малокровная, бледная. А тут предложили сыграть славную, смешную девчонку. Я очень благодарна сериалу «Папины дочки». Это несколько лет моей жизни.
— Тем удивительнее было ваше превращение в прекрасную Джульетту. Вы сами подошли к режиссеру с просьбой попробовать вас на эту роль. Откуда была уверенность, что все получится?
— Признаться, я сама от себя не ожидала такой дерзости. (Смеется.) Это еще и смелость нашего режиссера Сергея Алдонина, который пошел мне навстречу. Я так благодарна, что сыграла Джульетту именно в четырнадцать лет! Уже семь лет я в этом спектакле, а уверенности как не было тогда, так нет и сейчас. Пожалуй, ее даже поубавилось. Раньше во мне была какая-то отчаянная бесшабашность, я просто пролетала спектакль от первой до последней сцены. К тому ж Сережа мне так хорошо все объяснил: «Лиза, тебе не надо ничего играть, просто будь собой». Но сейчас, когда я повзрослела, многое в этой драме кажется для меня непостижимым, удивительным. Раньше я искренне удивлялась и смущалась в финальной сцене спектакля. Я не понимала, почему герои должны умереть, и плакала не потому, что так прописано в пьесе. Я пребывала в детском возмущении. Искренне считала, что даже если твоего любимого не стало, все равно нужно жить дальше. Нести эту любовь, хранить память о близком человеке. Сейчас я понимаю, что любовь — это единственное неконтролируемое иррациональное чувство. Гордость можно примирить, обиду проглотить, а любовь часто толкает людей на сумасшедшие поступки как со знаком плюс, так и минус. Такие роли, как Джульетта, заставляют много рассуждать на эту тему. Но единственное, в чем я долго пыталась разобраться и не смогла, — это что означает первая любовь, вторая, сто третья… Мне кажется, настоящая любовь — только одна, и она на всю жизнь. Все остальное должно называться как-то по-другому: увлечение, очарование, влечение.
— В жизни вы видели такие примеры?
— Знаете, для меня большая радость, что наше интервью выходит именно в апреле. Ведь моей любимой бабушке Шурочке исполняется восемьдесят лет. Она очень трепетно относится ко всем публикациям обо мне. Это будет для нее подарок. Так вот, из этих восьмидесяти лет бабушка пятьдесят шесть прожила с моим дедушкой. Это для меня очень вдохновляющий пример. Они так любят, с таким пониманием и нежностью друг к другу относятся! Моя бабушка трепетно радуется всему. Тем же моим «пятеркам» в институте. Каждый раз я звоню бабушке во Владивосток, и это как игра: «Бабушка, я сдала экзамен!» — «Да ты что! А что поставили?» — «Пятерку!» И начинается мой любимый момент, когда бабушка радостно зовет дедушку: «Витя, Витенька, наша внучка сдала экзамен на отлично!». Этим летом мы снимали во Владивостоке картину «Напарник». Моя бабушка была счастлива. Она приходила ко мне на съемки, смотрела издалека, что там происходит. Мы провели вместе чудесную неделю! Помню, как-то раз пошли втроем — мама, бабушка и я — за конфетами. Переходим дорогу по подземному переходу, а там совершенно безлюдно, и раздается такое гулкое эхо. И вдруг мы с моей восьмидесятилетней бабушкой начинаем петь и кружиться в вальсе! Мама оторопела, попыталась нас остепенить, все повторяла: «Бабушка, бабушка!..» А та гордо повернулась и ответила: «Я не бабушка — я принцесса!» Хочу пожелать моей Шурочке, моей принцессе, всего самого лучшего, светлого. Я все время о ней думаю, вспоминаю.
— Как вы считаете, выходить замуж надо только по любви?
— Конечно. Разве может быть иначе? У меня в голове не укладываются какие-то другие варианты. Только так, как Ромео и Джульетта, но чтобы жить долго и счастливо. Я понимаю, что со временем какие-то события наверняка подкорректируют мои взгляды на этот вопрос и, возможно, на него следовало бы отвечать аккуратней. Но сегодня я думаю и чувствую так.
— Вы влюбчивы?
— Я влюбляюсь в людей, талант. Очаровываюсь своими коллегами, актерами, режиссерами. Восхи-щаюсь теми, кто умеет что-то делать своими руками, и многодетными мамами, и талантливыми поварами. Мне нравится занять позицию наблюдателя и со стороны тихонечко любоваться талантливым человеком. А если говорить о взаимоотношениях с противоположным полом, то нет, я не влюбчива.
— А почему? Вы производите впечатление романтичной натуры.
— Конечно, я больше романтик, чем прагматик. Но мое сердце давно занято. И я думаю (надеюсь), что это надолго".
