Сказка про Иванушку
«Я слышу, как дышат во сне мои дети. и, как дракон, хочу накрыть их своими крылами и защитить»
Иван Охлобыстин — человек, которому удается объять необъятное и совместить несовместимое. Актер и священник, байкер и режиссер, сотрудник Интерпола, обладатель черного пояса по айкидо… Он говорит, что каждый сам пишет сценарий своей судьбы.
Забыла сказать, что Иван — еще и бывший журналист. В свое время он писал репортажи для одного популярного издания и ходил по метро в шикарной дубленке и золотых украшениях с табличкой «Не работал и не буду. Подайте на красивую жизнь!». Подавали, кстати, охотно… Разговаривать с Охлобыстиным интересно — он знает, как сделать рассказ увлекательным. Встретились мы в торговом центре: Иван сообщил, что заодно хочет посмотреть кое-что по хозяйству. Я согласилась и смогла воочию убедиться, насколько многогранная натура наш герой. А еще мысленно посочувствовала его жене Оксане, которая ходит с ним по магазинам. Наверное, она обладает ангельским терпением! Первый отдел, в который мы зашли, был ювелирный. Оказалось, актер собирается создавать авторскую коллекцию, но прежде хотел бы изучить труды предшественников. Одной ювелиркой дело не ограничилось. Мы посмотрели сотовые телефоны, наручные часы (Иван их собирает), пополнили его коллекцию ножей (продавцы узнавали актера и радостно с ним фотографировались), заглянули в отдел для байкеров (приобрели несколько украшений из серебра в форме черепов) и очень долго и придирчиво выбирали краску для росписи витражей (так и не купили). Иван сообщил, что надо бы еще за продуктами зайти — дома закончилось ведро майонеза и сгущенка, но, увидев мое измученное лицо, сжалился. «Пойдемте в суши, — предложил он, — плачу я, так что заказывайте хоть все меню. И задавайте любые вопросы». Чем я и воспользовалась.
— Иван, скажите, как в одном человеке уживается столько всего полярного?
Иван ОХЛОБЫСТИН: «Просто у всех разное желание постигнуть смысл бытия. У меня оно было развито всегда и гложет сейчас. Я много работал и много отдыхал, много ел и много пил, но не толстел. Всего было много, и главное — все успевал. Однажды я запланировал на день восемь дел. У меня осталось два часа свободного времени. На следующий день я сделал вдвое больше. И опять осталось два часа свободного времени. Время — штука относительная. Поэтому я так люблю часы: они измеряют то, чего нет».
— У вас много часов?
Иван: «Нет, я почти все раздарил. Есть пять-шесть любимых, которые ношу».
— А ножи?
Иван: «Я их делаю. В 2004 году на выставке «Золотой клинок» — самой престижной выставке России — я получил вторую премию за свой нож. Это тоже моя гордость — не меньшая, чем приз за лучшую актерскую роль на фестивале «Кинотавр».
— Вы ковали нож?!
Иван: «Да, и я помню, когда мне впервые это понравилось. Я долго занимался айкидо, получил черный пояс, третий дан, но потом учителя мне сказали: все, дальше в искусстве ты не пойдешь, тебе нужен предметный ряд. Это означает, что если противников больше или они выше твоего уровня, некий предмет (например, нож) может тебе помочь. Именно тогда я обратил внимание на нож как таковой и подумал: а как его мог бы сделать я? Отправился на выставку, поговорил с поднаторевшими в этом деле людьми, на сайте „Популярная наука“ почитал про металлы и потом набрал в поисковике: „Лучшие кузнецы России“. Выпало несколько фамилий. У одного из этих людей я учился».
— Да, многогранный вы человек… Вы же еще и байкер. До сих пор на мотоцикле гоняете?
Иван: «Сейчас я принадлежу к этому сообществу только номинально. Сработало правило байкера: после рождения третьего ребенка ездить быстро — это верх легкомыслия, а медленно — издевательство. На мотоцикле я уже не катаюсь. И для меня байкерство — просто уютное пристанище. Я добрый старый гость, который был когда-то членом этого ордена и не стесняется этого. Иногда я примыкаю к другой культуре — восточных единоборств. Я долгое время занимался йогой. И те учителя, которые преподают настоящую йогу, а не ту, для дамочек с Рублевки, остались моими хорошими друзьями. Но можно ли сказать, что я там, с ними? Нет. Йога — это тоже мое пристанище, мои фьорды, как в Норвегии у викингов. Я туда после грабежей возвращаюсь. А самый большой фьорд — церковь. Мы с Оксанкой прожили там пятнадцать лет, там реализовались наши потребности в главном».
Бороться и искать…
Однажды друг Охлобыстина, бизнесмен Василий Толстунов, попросил его отвезти в Софрино архиепископа Ташкентского Владимира. Иван согласился. Но надо ж такому случиться: по дороге машина сломалась. Пока ждали подмогу, актер успел рассказать архиепископу про всю свою жизнь. Неожиданно тот произнес: «У тебя, по-моему, все хорошо, Ваня. Но только ты немного не на своем месте, тебе попом надо быть».
— В церковь вы пришли достаточно случайно…
Иван: «Случайно то, что я стал священником. Честное слово, я бы никогда в жизни не доверил сан такому человеку, как я. Я бы воспринял это как безумие. Во-первых, я себя знаю. Во мне нет тех моральных качеств, той кристаллической правды, которые нужны в священнике. Даже если у других их тоже нет, я не хочу об этом знать. Для меня священник должен оставаться человеком абсолютно прозрачным, излучающим и пропускающим свет. Я не такой. А вот христианином я являюсь по своим убеждениям. Христианином я стал, потому что понял и принял основную догму: „возлюби ближнего своего, как самого себя“. О какой любви идет речь? Например, о любви мужа и жены, но уже после третьего года совместной жизни, когда они понимают, что как бы ни ссорились, ни конфликтовали, все равно помирятся. Выходит, если можно это принятие, заботу распространить на одного человека — значит, получится и на остальных».
— Когда вы произнесли «три года», я вспомнила писателя Фредерика Бегбедера, который утверждал, что именно столько любовь и живет.
Иван: «Я не стал с ним встречаться. Когда он приехал в Россию, НТВ сбилось с ног. Уговаривали меня прийти с ним на встречу. Я спросил: „Правильно ли я понимаю, что речь идет о курчавом некрасивом мужчине из Франции, который приезжает сюда за пятачок совокуплять наших четырнадцатилетних девочек?“ Они отвечают: „Да-да-да, он приехал по поводу переговоров по новому фильму“. (Там по сценарию взрывают храм Христа Спасителя.) Я говорю: „Не смогу — боюсь, не сдержусь и зарежу!“ Они мучили меня до одиннадцати часов вечера. В итоге сами встретили Бегбедера, в баню его сводили, водкой напоили — мы же гостеприимный народ. А второй раз он приехал, когда роман написал. Понял, что нам ничего не страшно, мы ничего не стесняемся и можем, как эвенки, женами делиться. А это не так, глубоко не так… Я надеюсь, его приезды к нам закончатся».
— Правда ли, что вы украли свою первую Библию?
Иван: «Да, это произошло, когда я учился в школе. Сначала я на фотоаппарат „Смена 8 М“ выменял у одноклассницы Псалтырь. Все равно его никто не читал. Но потом папа этой девочки сообразил, что вещица-то старинная и, отдав ее в антикварный магазин, можно выручить неплохие деньги. Мне пришлось вернуть Псалтырь, но глубоко внутри засела заноза — запах этой старой книги, ее хрустящие страницы, странная вязь кириллицы преследовали меня. Я верил в волшебство и однажды, убирая в классе после уроков, обнаружил под партой Библию. Прочитал немного: на треть осилил Книгу Бытия. Она показалась мне несколько занудной. Но почему-то возникло желание креститься. Я сходил в церковь на Соколе, и на этом мое ознакомление с христианством закончилось. Уже потом, когда у нас началась с Оксаной любовь, пришла в мою жизнь и вера».
— Скажите, а шестеро детей — это показатель серьезности ваших с Оксаной отношений?
Иван: «Нет, самым главным показателем серьезности наших отношений стало то, что однажды мы чуть не развелись из-за того, что мне казалось, что Брюс Уиллис круче, чем Стивен Сигал. Оксана доказывала обратное, и теперь я с ней полностью согласен. А дети — это так, по дороге приобретенное счастье… Все свершилось по внутренней логике. Я осознал, что церковь и будет тем базисом, на котором сохранится моя семья. И однажды я отправлюсь с детьми на лыжах в Химкинский лес, а потом мы придем домой и сядем все вместе обедать. А на ночь я стану их целовать и почувствую, как они пахнут молоком и письками».
…Найти и не сдаваться
Как гласит семейная история, Иван и Оксана встретились в популярном ночном клубе, где любит собираться околокиношная тусовка. После выхода на экран фильма «Авария — дочь мента» Оксана Арбузова стала очень популярна. Будущую супругу Охлобыстин увидел в компании двух бородачей. На столе была водка. Перед Оксаной стоял пустой стакан, она смеялась. Иван подошел и пригласил ее прокатиться на мотоцикле по ночной Москве.
— Ваша с Оксаной профессия вовсе не предполагает религиозности…
Иван: «Артисты на самом деле существа чувствительные и быстро впитывают религиозный дух. Неприятие лицедейства церковным обществом — это „заслуга“ самих артистов, которые туда пришли и стали страшно недолюбливать своих коллег. За то, что те работают. Артист ведь должен себя реализовывать. Вот он и реализует… в критике. Но среда, конечно, тяжелая. В основном из-за того, что постоянные командировки и семьям держаться сложно. Семья все-таки должна быть на одном месте. Я, например, отказываюсь сниматься в других городах. Сейчас сделаю исключение — поеду на два дня в Екатеринбург и на три дня в Киев. Если придется уехать на большее время, возьму с собой Оксанку и часть детей. Перевозить всех детей сразу нельзя: мало ли что, пусть хоть кто-то в живых останется».
В Ташкенте, куда, приняв церковный сан, Охлобыстин отправился служить, с его семьей произошла страшная история. Оксана рожала четвертого ребенка — сына Васю, и при родах ее заразили гепатитом. Сложно сказать, что сыграло большую роль — молитвы или неусыпная забота Ивана, который поднял на ноги весь город и достал дефицитные лекарства, но его любимая женщина поправилась.
— Оксана у вас — «жена декабриста»? Вы в Среднюю Азию служить — и она за вами…
Иван: «Она больше радовалась, что я стал священником, чем я сам. Я-то понимал, какую ответственность на себя беру, и знал, что в чем-то не соответствую. Я порой нарушаю заповеди: я лгу. Мне не всегда удается „возлюбить ближнего своего“. Но для нее все застило глаза… Она была рада».
— А почему вы почти через десять лет отказались от сана?
Иван: «Я не отказался, у меня запрет на служение. Меня как священника критиковать теперь не могут: я под запретом. Вот перестану сниматься — и опять стану служить».
— Вроде бы в качестве причины вы называли внутренние противоречия. Разочаровались?
Иван: «Не-а. Меньше всего во мне печоринщины, во мне живет дух Аттилы. Так что я не буду нервно курить по поводу „княжны не-Мэри“. Я буду ее искать. А противоречия такие: быть священником — значит быть духовником. То есть в любое время дня и ночи тебе может позвонить человек и сказать: „Что-то мне плохо, поговорить бы“. И придется к нему ехать. А когда у тебя большая семья, это иногда сложно — вот так все бросить и поехать посреди ночи куда-то».
— Это большой груз — через себя чужие беды пропускать.
Иван: «Тяжело. Человеку невозможно наврать на исповеди, что ты его слушаешь. Он все равно подспудно чувствует, что ты равнодушен и думаешь о том, как бы поскорее заняться сво-ими делами. Такого пастырь допустить не может. А для этого не надо думать о семье. Совмещать крайне сложно: любишь либо паству, либо семью».
— Вы выбрали семью?
Иван: «Нет. Если встанет вопрос — церковь или семья, я выберу церковь. Но если меня под дулом автомата заставят выбрать церковь, я останусь с семьей».
— Как-то сложно…
Иван: «Это вопрос логики, вопрос возможности человека сказать себе правду. Рано или поздно придется это сделать. Я и детей своих ориентирую на это. Вот, например, моя Анфиса хочет стать актрисой. Я говорю: „Дочь, взгляни на себя трезво, у тебя же нет таланта!“ Зато во всех видах спорта, куда бы ни пошла, она первая. Ей хорошо даются точные науки. Но актер — это совсем другое. Я говорю: „Анфиса, может, с годами ты станешь личностью и окажешься настолько интересной, что тебя будут снимать. Но пока ты всего лишь абстракция“. Она серьезными глазками на меня посмотрела и ушла к себе, обиделась».
— Может, потому, что она ваша дочь, вы не замечаете ее таланта?
Иван: «Нет. Оксана тоже его не видит, а она сама была когда-то актрисой неплохой и сразу подмечает талант».
— Оксана не жалеет, что она вся в семье, забросила карьеру?
Иван: «Она красивая женщина, выглядит гораздо моложе своих лет, у нее шестеро детей и прекрасный муж. О чем ей жалеть? На свадьбе я сказал ей: «Не факт, что мне понравится быть богатым. Возможно, я им и не буду. Не факт, что мне понравится быть знаменитым. Но одно обещаю: скучать тебе не придется!» Сейчас иногда спрашиваю: «Скучаешь?» Она отвечает: «Нет. А поскучала бы!»
Обыкновенное чудо
— Иван, скажите честно: вы фаталист?
Иван: «Да! Именно так я и представлял себе свои сорок четыре года. Что буду полузататуированным кряжистым мужичком. Скорее всего без усов. Буду любить джаз и хорошие машины, носить золотые часы и дорогую обувь. Напротив будет сидеть приятная собеседница из глянцевого журнала… Я буду сниматься в кино, зарабатывать неплохие деньги и при этом буду еще не совсем расшифрован окружающими».
— Были такие цели, которых вам не удалось достичь?
Иван: «Будете смеяться, но таких целей нет. По-моему, достигнуто даже больше, чем хотелось бы. Когда мне было лет десять, я мечтал, что буду ставить машину в подземном гараже колоннадного типа. Представьте себе — недавно я въехал в такой гараж…»
— Вы никогда никому не завидовали?
Иван: «Нет. По-моему, это нельзя назвать завистью: мельком увидев на ком-то из политиков часы Eberhard первых годов выпуска, я понял, что он случайно надел их, уходя на охоту, потому что они старенькие. И просто не знает, что у него сейчас на руке. Вот такие вещи я подмечаю. А завидовать… мы живем-то все одинаково. На каждый плюс находится минус. Когда у меня не было „Интернов“, у меня и денег не было, но меня и на улице не останавливали. Я мог позволить себе такую роскошь, как спокойно гулять по вечерам».
— А вы тщеславны?
Иван: «Нет. Да. Тщеславие возникает, когда я вижу билборды со своим изображением. А когда ко мне подходят за автографом, во мне просыпается чувство гражданского долга, а не тщеславие. Я прекрасно понимаю, что если бы встретил Маркеса, сто процентов — сбегал бы в книжный магазин, купил его „Сто лет одиночества“ и попросил подписать. Я понимаю, что, когда люди просят автограф, они себя переламывают. У меня несколько присказок есть на этот счет: так я ободряю поклонников. „Да ладно, чай не дрова носить!“ или „Ой, какой вы красивый!“ — говорят мне. А я отвечаю: „Сам бы из дому все зеркала вынес, чтобы блуда не случилось“. Однажды Оксанка пошла в супермаркет, а я остался ждать ее на входе. Вижу девчонки — седьмой-восьмой класс — у меня за спиной фотографируются. Я говорю: „Девки, на моем фоне фотографируетесь?“ Они признались: ага. Я им: „Идите сюда, сделаем нормальный снимок. А потом дуйте отсюда — не палите меня“. Они быстро сделали фото и слиняли. Честные девчата».
— Ревность когда-либо присутствовала в ваших с Оксаной отношениях?
Иван: «Ревности никогда не было. И Оксана хорошо знает, и окружающие тоже: всяк, кто с ней амур наметит, без головы останется. Я очень неуравновешен в этом плане. Нет, конечно, если жена мне скажет: «Милый, я скучаю, ты мне неинтересен как мужчина», я готов рассмотреть даже такой вариант: «А может, я тебе какого-нибудь пуэрториканца приведу?» Если честно, я уже предлагал ей это в шутку. Она долго гоготала, а потом сказала: «Не надо пуэрториканца, и так все хорошо».
— Она вам никого не предлагает?
Иван: «Нет. Она знает, что я очень увлекающаяся натура. И была свидетелем, как я полюбил ножи».
— То есть не было у вас приключений, тонизирующих вашу семейную жизнь?
Иван: «Сексуальных?»
— Ага.
Иван: «Вы не представляете, как мы изобретательны! К сожалению, я не могу рассказывать об этом в журнале. Но поверьте, ради такого стоило жениться!»
— Вы признавались, что дочери вам ближе по духу, нежели сыновья…
Иван: «Да, у нас папины дочки, мамины сыночки. Дочери ведут себя со мной как с животным. Не помогает ни мое воспитание, ни высокий IQ. Они подходят сзади и начинают кусать мне спину, а я начинаю рычать. Либо они будят меня за полчаса до того, как зазвонит будильник, рассказом о хромой девочке, которой они отдали пятьдесят рублей, и поэтому их надо немедленно вернуть хромой девочке. Чтобы не разбираться в этой логике и не проснуться окончательно, я даю им пятьдесят рублей. Но они стеснительны в таких вопросах, знают, что я работаю один, и хорошо понимают словосочетание „нет денег“. Когда я иду по супермаркету и вижу, как какой-нибудь ребенок бьется в истерике и катается по полу, а над ним стоит растерянная мама, мне очень хочется пнуть его в живот ногой. Вполсилы, но при этом ощутимо. Для моих детей такое поведение просто невозможно. Они понимают, что семья большая, всем надо есть. Мы жили долгое время в маленькой квартирке. Конечно, им хотелось иметь свою комнату, но они знали, что пока мы не можем себе этого позволить. В этой части, социальной, жизнь не будет им страшна. Самым страшным будет попытка найти личное счастье».
— Почему?
Иван: «У них же пример отца перед глазами. И они подспудно будут искать что-то подобное. Но если они найдут подобное, я запрещу им с этим встречаться. Я исключение из общих правил среди таких же гоблинов, как я. Помните фильм про гремлинов? Среди них был один хороший. Так вот, это я. Знаете, ночью я делаю обход „своих владений“: слушаю, как дышат во сне мои дети, и мне хочется, как дракону, накрыть их своими крылами, морду выставить в дверной проход и уберечь, защитить их от всех бед…»
Фото: Виктор Горячев, Александра Романова-Шевская, Геннадий Усоев, Михаил Королев/для проекта «Истории в деталях» телеканала СТС, Михаил Королев/для журнала «Медведь», Итар-тасс
