Когда мы шли на интервью к ведущему передачи «Человек и закон» Алексею Пиманову, фотограф мне честно признался, что смотрел эту передачу 25 лет назад и о том, что она существует по сей день, даже не догадывался. Действительно, программа столько лет в эфире, что за это время полностью изменились вкусы и интересы не одного поколения телезрителей. Тридцать лет все-таки не шутка. Пиманов — восьмой ведущий программы. Но, к слову сказать, это не основное его занятие. Он владелец телекомпании, которая помимо «Человека и закона» производит «Армейский магазин», «Документальный детектив», «Здоровье», «Вкусные истории» и т. д.«Рейтинги — это полная лажа»— Алексей Викторович, вы выходите в эфир в 18.20. Честно говоря, это время сериалов, а не серьезной программы. Говорят, так ставят только аутсайдеров?

 — Кто вам такое сказал? Тем более мы так идем только в июле. А вообще наше время семь часов вечера.

— В семь вечера начинается «Сегодня». Тяжело, наверное, с ними конкурировать.

 — Да. Существует негласный закон: новости «бьют» программу, а сериал — новости. Тем более «Сегодня» долгое время были лучшими в информации. Нам еще тяжелее, когда что-нибудь происходит. Человек включает телевизор. Есть «Человек и закон», а есть горячая новость. Что скорее всего он будет смотреть? Естественно, новость. Но мы прочно заняли свою нишу и приобрели аудиторию. Может быть, в начале телезритель и будет щелкать туда-сюда, но с пятой минуты останется на нашей кнопке.

— Откуда такая уверенность?

 — Те, кто нас смотрит, знают, что мы в каждой программе выдаем эксклюзив. Иногда мне говорят, что ключевой сюжет нужно ставить последним. Первые 10 минут все посмотрят новости, а потом уйдут на нас. Но я, наоборот, самое-самое ставлю в начало. Это для того чтобы переключающийся с кнопки на кнопку увидел драйв и зацепился.

— Какой у вас рейтинг?

 — Мы где-то в двадцатке-тридцатке лучших. А среди программ вообще наверху. Мне очень понравилось, как один телекритик написал: лучшая программа — «8 ½» Феллини. Ну, не смешите меня. Фильмы, сериалы и передачи вообще сравнивать нельзя. Это несколько разные игры.

— А если сравнивать с другими программами?

 — Самое сильное, что выходит на первом канале, — это «Кто хочет стать миллионером». У них доля колеблется от 40 до 42 процентов. А мы идем на уровне программы «Время». На самом деле все эти рейтинги — игрушки для телевизионщиков. Сами их рисуем и сами же в них верим. Говорим, что это полная лажа, и на летучках принимаем решение не обращать на них внимание…

— Но других критериев популярности пока еще не придумали.

 — Да. Вот пример, чтобы вам понятно было. В Москве существует единственная компания, которая занимается этими подсчетами. Раньше как делали? Обзванивали по телефону специальных людей, которые неделю смотрели телевизор и вели зрительский дневник. Таким образом опрашивали 1600 человек. Это хорошая выборка была, и картина вырисовывалась более-менее ясной. А как сейчас делают? Человеку ставят на телевизор датчик, доплачивая ему за это примерно 150 рублей в месяц. Приборчик автоматически фиксирует, что и как смотрят. Вроде бы все прекрасно. Но когда мы стали узнавать, где стоят эти датчики, оказалось, что их всего 200, только в Москве и только в домах, где есть охрана…«После эфира могут и лицо намылить»— Вы обладаете достаточной информацией, чтобы спать, как говорят, неспокойно. Страшно никогда не было?

 — Да было, конечно. Сейчас что-то конкретное тяжело вспомнить… Был один момент, о котором даже Валя (жена. — Авт.) не знает. Мне позвонил человек, которому я доверял, и пригласил на деловую встречу. Приехал. А он не один. Оказалось, что его заставили меня вызвать. Знаете, очень тяжело психологически, когда тебе предельно жестко начинают говорить в лицо. Сидит такой, уж простите, с выпученными глазами, пальцы веером. И ты в какой-то момент начинаешь дергаться, думать: кто его знает, сейчас возьмет и… Конечно, многое на этот внешний антураж и рассчитано. Но все равно дергаешься.

— Если не секрет, из-за чего с вами поговорили таким образом?

 — Ситуация была связана с губернатором одной из областей, которого позднее сняли с предвыборной гонки из-за его бывших дел в фонде «Возрождение». Хотя я допускаю, что он мог об этом и не знать… У нас много других страхов бывает. Эти звонки бесконечные. Я, если честно, даже привык к этому. Ну, вот последний случай. Мы делали сюжет о том, как жена Мавроди украла ребенка. Звонило столько людей! Откуда такие связи — непонятно. Просчитать цепочку, кто и как на них вышел, было совершенно невозможно. Что только не предлагали. Любые деньги, лишь бы сюжет не пошел в эфир.

— Сколько примерно?

 — А по телефону не говорят. Обычно: «Сколько назовете, столько и дадим».

— Ну сколько?

 — Часто счет идет на десятки тысяч долларов.

— Взяли бы да и согласились. А денежки пустили в дело.

 — Нет, это где-то за чертой. Хотя, если честно, так иногда достают непроплаты канала…

— Телохранителя завести не хотелось?

 — Да нет. Если кому-то что-то в голову взбредет (тьфу-тьфу-тьфу), то охрана не спасет. Нужно всегда делать так, чтобы не ты один владел информацией. А уж после эфира — другое дело. Если обиделись, то в крайнем случае могут лицо намылить. Игра-то сыграна. Что ж теперь?

— Вы каждый день сталкиваетесь с чернухой. Никогда не думали бросить все и уехать за границу?

 — Такие мысли были в середине 90-х, когда царил полный беспредел. В лицо говоришь: счет в оффшоре такой-то, такая-то программа правительства, столько-то украл и столько-то обналичил. Рисуешь схему прохождения денег. Здесь вот яхта, здесь вилла, а вот здесь он работает. И никакой реакции. Страшно было. Сейчас полегче стало, мы можем помочь, повлиять как-то. А после такого вся эта текущая грязь, негатив уходят.

— Многие работают только ради денег.

 — Сложная тема. Да, без денег плохо, но мне они нужны, только чтобы содержать семью и любимое дело. Ведь с собой в ящик ничего не возьмешь. Другой вопрос в том, что мне удалось выстроить свой бизнес (ведь можно говорить о телевизионном бизнесе вообще) так, что он приносит определенный доход. Не думаю, что должен отказываться от этого. Потому что работаю, как сволочь. С утра до вечера. Практически без выходных и нормального отпуска.

— Сколько времени вы не были в отпуске?

 — Три года уже.

— А вы богатый человек?

 — Нет, конечно. Обеспеченный, скорее. Я зарабатываю деньги дичайшим трудом. Есть они — и слава Богу. Я могу позволить себе купить хорошую машину.

— Какая у вас?

 — «Мерседес». И не потому, что это престижно или я выпендриваюсь. Я вообще японские машины люблю и очень долгое время ездил на «Тойоте». Но в компании меня стали стыдить: мол, ты генеральный директор, общаешься с большими людьми, и на встречи приезжать на такой машине неприлично. Купили мне «Мерседес».

— Знаете, как говорят: аппетит приходит во время еды. Или: деньги к деньгам…

 — А еще: деньги должны делать деньги. Но это не для меня. Да, я генеральный директор компании и должен мыслить по-другому. Но когда у меня появляются свободные средства, то я их вкладываю в телевидение. Скоро новый сезон, хотелось бы получить хотя бы половину того, что нам должны. В «Человеке и законе» стильная картинка, но ей уже три года, ее хочется обновить. Мало кто знает, что мы снимаем в комнате, которая была раньше нашим офисом. Но так дешевле.

— Тогда сколько стоит большая студия?

 — Вместе с краном, светом и т. д. Весь цикл, то есть одна съемка в студии, обойдется в пять тысяч долларов.

— А по времени это сколько?

 — 10—12 съемочных часов.

— В одном интервью вы сказали, что если человек не живет от зарплаты до зарплаты, значит, скрывает свои доходы…

 — Это я говорил по поводу того, что в нашей стране невозможно заплатить налоги.

— Вы не живете от зарплаты до зарплаты. Налоги платите?

 — Все! (Смеется.) Я занимаюсь реальным бизнесом. Но могу сказать, что сейчас мы поставили перед собой задачу платить, вернее — стараться не искать схем ухода от налогов.«Дети растут, как сорняки»— Ваша жена сейчас на ТВЦ?

 — Нет, Валя там никогда не была. Просто наша телекомпания делала для этого канала программу. Но мы больше с ними не работаем. Я впервые столкнулся с такой непорядочной командой.

— Получается, что она в вашей компании работает?

 — Да, тяжелый случай (смеется). На самом деле Валя участвовала в создании телекомпании с самого начала. И может быть, юридически она ею и не владеет, но по количеству вложенных мозгов и средств — да.

— Быть постоянно вместе не надоедает?

 — Нет. Хотя очень тяжело. Это признаем и я, и Валя. Но так, наверное, у любой творческой пары. Разный же взгляд на все. Валя одними глазами смотрит на то, что происходит в компании. Я — другими. Но мы ничего не скрываем друг от друга, всем делимся.

— Такие ситуации, как вы — начальник, а она — подчиненный, случаются?

 — Бывают, конечно. Но мы стараемся этого не допускать.

— Кто дом ведет?

 — Валя, конечно. Я не представляю, как она все так хорошо делать умудряется. Что же касается домостроительства вообще… У меня есть знакомый из телевизионного мира, которого жена привезла в отремонтированную квартиру и сказала: «Вот, милый, здесь мы будем жить, вот ключ, а вот твоя спальня». Честно — я не такой. Взять ту же дачу нашу любимую. Я же на этом деле помешан был. Помню, мы привезли по дешевке из Мордовии сруб. Огромную махину — десять на десять. Нужно его было проолифить, чтобы не сгнил. А это два этажа да еще фундамент высокий. Я ставил лестницу, залезал и наяривал. Валя с воплями меня страховала. Это потом, когда у нас деньги появились, мы занялись отделкой.

— С домом все понятно, а как насчет детей?

 — Растут, как сорняки (смеется). А до переезда в новую квартиру мы жили через этаж от родителей. Дашка приходила из школы и убегала к дедушке и бабушке. Идеальный вариант. Мы могли всегда спокойно работать.

— Даша окончила первый курс журфака. Она пыталась уже что-то сделать на телевидении? Наверное, чуть попозже к себе работать возьмете?

 — Она в «Останкино» росла. И прекрасно знает, что такое монтаж, озвучка. У них сейчас практика, но она пошла работать в газету. Я так подозреваю, она это сделала, чтобы избавиться от нашего влияния.«Самое главное сообразить, пользуют тебя или не пользуют»— Вы покупаете информацию?

 — Честно? Иногда — да. Но только не вот в этих структурах (крутит рукой над головой). Существует рынок так называемых стрингеров. И что бы ни говорили, а без него не обойдешься. Например, Чечня. Какие-то люди работают там с камерами, с информацией и потом ее предлагают. Иногда что-то можно выудить из частных рук. Какую-то пленку, к примеру, в единичном экземпляре…

— И сколько стоит такое удовольствие?

 — От 200 долларов и до бесконечности. Вопрос в другом: есть ли у нас на это деньги?

— Вас финансирует ОРТ?

 — Естественно. По-другому и быть не может. Правда, уже 6 лет мы живем в условиях постоянных непроплат. У меня, если честно, этим летом сдали нервы. Поэтому при всей нашей любви к первому каналу мы выпускаем 6 новых проектов на других. На дядю работать надоело. Хочется стабильности. Вот, к примеру, «Кремль−9». Он стал хитом канала. Но с нами не расплатились еще ни за осенние серии, ни за серии этого года. А ведь нужно дальше снимать.

— И сколько вам должны, например, за прошлый сезон?

 — Сейчас скажу… Только за «Кремль−9» тысяч восемьдесят долларов. Вы понимаете, это же производство. Такие проекты нужно финансировать вперед. Нам к осени еще 4 фильма нужно сделать. А где взять деньги? 95% времени и сил уходит на выбивание средств и на попытки найти их на стороне. А что касается «Человека и закона», то поскольку мы делаем не одну передачу, у нас существуют свои спонсорские схемы.

— Но все-таки основные средства поступают от канала?

 — В свое время, осенью 94-го года, я услышал от одного из будущих руководителей ОРТ, что они откажутся от производства собственных программ. В результате сейчас Константин Львович Эрнст имеет 200 миллионов долга и абсолютно неразвитую структуру. Нет помещений, техника старая. Была даже такая ситуация, когда на «Добром утре» эфирили без резервного пульта. Что по технологии вообще запрещено. Вдобавок ко всему ОРТ все программы закупает по договору. Производства-то собственного нет.

— Канал на вас не пробует давить?

 — В какой-то момент они, конечно, начинают по своим внутренним схемам пытаться нас цензурировать. А я просто взбрыкиваю и говорю: «Да иди ты со своей цензурой, я пойду на другой канал!» Шучу, конечно. Нет, канал на нас не давит.

— То есть в своей программе вы можете дать абсолютно любой сюжет?

 — Как вам лучше объяснить… Естественно, давление идет и на меня, и на Эрнста, у которого телефон разрывается постоянно. И давят не с точки зрения силы — Костя не тот человек, чтобы поддаваться, — пытаются найти ход. На тебя выходит человек, которому очень сложно отказать. Просто в силу дружеских отношений. Вот это самое страшное. И когда на Костю выходит такой человек, то он звонит мне. Иногда совесть позволяет снять сюжет. Но только если это не принципиально.

— Но если имеется «подход» к Эрнсту, то он может найтись и для вас?

 — В принципе да. У нас много друзей, просто людей, которые доверяют нашей программе. Они могут переходить из МВД в ФСБ, из ФСБ в прокуратуру и т. д. И, конечно, на каком-то этапе становится неудобным, когда много знакомых. Особенно, если они за кремлевской стеной. Начинаешь что-то делать и вдруг — раз! А это тот человек, с которым ты кофе недавно пил. Поэтому здесь нужно чувствовать и не переходить границу близости к власти.

— Но это как раз те люди, которые и снабжают вас информацией?

 — Конечно.

— А вы не боитесь, что кто-то из них вдруг захочет использовать программу для своих целей?

 — Я и не скрываю: иногда нас подставляют. Но мы стараемся проверять любую информацию, которая к нам поступает. Это и есть наша реальная работа. Другой вопрос, что дай нам Бог сообразить: пользует нас кто-то или не пользует.